Четыре рассказа. Андрей Жвалевский

броне нагло красовалась надпись «Шо-Шу».

      – Коммерческая реклама на борту боевой машины! – захлебывался за кадром комментатор. – Это нечто неслыханное! Но это еще не все! В наше распоряжение попали эксклюзивные кадры!

      – Ага, – прорычал Эйзенштольц, – за сколько мы вам забашляли за этот «эксклюзив»… Шакалы…

      На экране тем временем возникали приклады М-16. На каждом из них красовалось клеймо «Шо-Шу».

      «Сейчас он начнет издеваться над нашим идиотизмом!». Генерала обуревали противоположные чувства. С одной стороны, ему было безумно стыдно за армию, которой он отдал жизнь… Ладно, пока не всю, пока только половину. С другой стороны, хотелось, чтобы все это поскорее закончилось, чтобы репортер втолковал этому тупому министру, что нельзя вот так: на боевом танке малевать какую-то непотребщину!

      Но репортер нанес коварный удар. Он снова появился в кадре и, не снижая темпа, выдал:

      – Рекламный ход оказался не только оригинальным, но и крайне эффективным! С тех пор как мы показали этот сюжет в утренних новостях, количество посетителей сети гипермаркетов «Шо-Шу» выросло на двенадцать процентов!

      Генерал вырубил телек.

      «Господи, – подумал он – как же все паршиво».

      И, как обычно в тяжелые минуты, за его плечом возникла любимая жена.

      – Милый, – сказала она ласково, – твоя левая рука.

      Только теперь Эйзенштольц заметил расплющенную бутылку в левом кулаке. Слава богу, «Будвайзер» уже три года как перешел на пластиковую упаковку.

      *

      – Таким образом, – министр не вел совещание начальников штабов, а словно бы парил над ними, – вопросы финансирования армии впервые в современной истории решены окончательно и бесповоротно. Рекламодатели стоят к нам в очереди. Мы больше не должны выпрашивать подачки у больших задниц и больших вонючек.

      Все вежливо похихикали и покосились в сторону Эйзенштольца – министр явно хотел развеселить генерал-лейтенанта. Эйзенштольц был единственным, кто не похихикал. За все время совещания он ни разу не пошевелился, не перевел тяжелый взгляд от писчего прибора на нем, вообще никак не отреагировал на победную речь Хорна.

      – Господин генерал-лейтенант! – в голосе министра добродушие и официальность были смешаны в точно выверенной пропорции.

      Эйзенштольц мог ограничиться коротким «Да?», не вставая с места – однако вскочил, прижав руки к бедрам и гаркнул:

      – Да, сэр!

      Хорн едва уловимо (но все-таки уловимо!) поморщился.

      – Вы чем-то недовольны?

      – Я солдат, сэр! – Эйзенштольц продолжал изображать новобранца на плацу. – Мое дело исполнять приказы!

      Теперь поморщились уже все присутствующие. Ну ладно, решил зубы показать, а орать-то зачем?

      – Ладно, – министр из последних сил пытался сохранить добродушие, – тогда я приказываю вам изложить свои сомнения.

      Заметив, что Эйзенштольц снова набирает воздух, Хорн торопливо добавил:

      – Не по уставу. И на нормальной