Места не столь населенные. Моше Шанин

для меня не существует, нет по такой жизни для меня никакого завтра. Кровь из меня уходит и молоко, красная кровь и жирное молоко. Я не муравей, я жизни хочу. Мне спокою нет – и тебе не дам. А раз ты такой, так катись колбаской.

      Встал он и укатился в ночь.

      А утром брат его приходит, Андрей. Чай пьет, моргает мне всеми глазами и на лытки смотрит мои голые.

      – Что, – спрашиваю, – страсть хорошо живешь, Андрюша?

      А он отвечает:

      – Страсть хорошо живу, Света, страсть, – и лицо краем скатерти вытирает.

      – Ты, – смеюсь, – Андрюша, и баб, поди, шоркаешь?

      Краснеет он как заря и говорит:

      – Шоркаю.

      – Может, и жениться тебе пора, Андрюша? – спрашиваю вроде как в шутку, но и не в шутку вовсе.

      – Может, и пора.

      Так вот и думай: от осинки березка родится или нет? Далёко ли от яблони яблоко катится? Я так считаю, что метра два, но бывают исключения.

      А он сидит в углу как неживой, смотрит на меня, и в глазах такая мысль, что словарь не нужен. Жалостный – хоть ори, сил нет.

      Взяла я чемодан, покидала вещи.

      – Веди, – говорю, – штурман будущей бури.

      Только за околицу вышли – Егор бежит. Слово за слово, валятся они в грязь и давай друг друга по земле намазывать, как масло на хлеб мажут. Пар столбом – что над прорубью, червьми вокруг меня ползают, и вверх по дорожке, и вниз – смехота! Скоро упорхались, да не скоро угомонились.

      Встал Егор, берет чемодан и тянет к себе. А он раскрывается как книжка, и одёжа вся моя в грязь и падает.

      – Вот вы браты-акробаты, – говорю. – Ребус, а не братья…

      И давай материть их. Все им высказала, весь алфавит перебрала. Мать-то у них общая, мне сподручней, а им обидней вдвойне выходит. Они аж рты пораскрывали.

      – Брат, – говорит тогда из грязи Андрей и кровавыми пузырями булькает, – Егорушка-братка…

      Где это видано и кто нас научил? Пошто мы из-за стервы деремся?..

      …Историю эту рассказывает в магазине Света Селедка, а слушает ее Мишка Сухарев, тракторист. Воскресное утро, покупателей нет и не будет. Мишка похмеляется пивом и слушает эту историю, хоть и сам мог бы ее рассказать.

      Мишка хочет что-то сказать, но в магазин заходит Коля Розочка и с порога кричит:

      – Света, в тетрадочку.

      – Кончилась твоя тетрадочка, – отвечает Света.

      Коля Розочка просит у Мишки десять рублей. Мишка дает. Тогда он просит двадцать, и Мишка отказывает.

      – Турок, – утверждает Коля и теряет интерес. – Турок – не казак.

      Со лба у Коли капает, из глаз течет, изо рта течет и из носа.

      – Нам войны не выпало, Света! – кричит он. – В тетрадочку будь любезна…

      Но Света не хочет даже раскрыть тетрадь, долг за Колей тянется с зимы. Тогда Коля повторяет привычные слова про мать и про пенсию, про поминки и тоску, он говорит все тише и тише, и можно только разобрать отдельные слова – что-то про жизнь, про фрукт и про часы.

      Вода камень точит – Света дает ему бутылку самой дешевой водки.

      Коля хочет засунуть ее в карман куртки, но куртки на