Беллона. Елена Крюкова

Гюнтер заглянул в широкую чашку: зелень, жир, чай щедро разбавлен молоком. Ему показалось – в чашке плавает мясо. Хозяин склонился вежливо, Гюнтер сделал отвергающий жест рукой. В железной походной кружке заварил крепкий цейлонский чай, вдыхал аромат, забрасывал в рот шоколад, разламывая темную плитку на неровные осколки.

      Их целью были не Ладак, не Лхаса, даже не Лех: выше Капилавасту располагался монастырь, туда они и направлялись. В рейхсканцелярии им четко, внятно сказали: в монастыре – бесценные сведения об утраченных способностях человека, о внутренней энергии. О магии нашего священного знака. Свастика не вчера появилась. Свастика – средоточие земной силы в виде особым образом расположенных линий. При помощи свастики можно концентрировать силы человека и земли. До такой степени, что никакие бомбы в будущей войне уже не понадобятся.

      Гюнтер пробовал смеяться над этими детскими рассуждениями – правда, не в лицо начальнику, а про себя. До тех пор, пока один из них не захворал тяжко и бесповоротно – останавливалось сердце, не перенесшее воздуха высокогорья. Умирающего положили во дворе. Они все столпились вокруг товарища. Все лекарства из походной аптечки были перепробованы. Инъекции сделаны. Все напрасно. «Даже телеграмму из этого медвежьего угла в Германию, родне, не пошлешь», – угрюмо подумал Гюнтер.

      Солнце било в лицо умирающему юноше, и тут из тени, из-под навеса над крыльцом, шагнул хозяин. В углу рта, как у всех старых ладакцев, у него пыхала сизым дымом трубка, изогнутая в виде атакующей кобры. Старик всмотрелся в лицо мальчика. Хлопнул в ладоши. Выбежал смуглый косорылый мальчонка, может быть, внук. Вместе с внуком старик вынес во двор бадью с рыжим песком, и они стали набирать в кулаки песок и рисовать им на земле круги, кольца, стрелы, квадраты.

      Гюнтер глядел, онемев. На утрамбованной земле нищего двора появлялся рисунок, ему показалось, Солнечной системы из учебника астрономии. Красивые круги, один в другом. Старик и мальчонка взяли юношу под мышки и подтащили к странному рисунку. Уложили головой в центр мандалы, прямо в точку, с которой начали рисовать. Опустились на колени, сложили руки и стали петь, гундосо и хрипло, длинно, бесконечно растягивая гласные звуки. Дыхание умирающего выровнялось. Грудь поднималась выше, все выше. На щеки всходила краска. Пение продолжалось, старик гудел все громче, внук вторил ему нежным птичьим голоском. Они странно растягивали один слог: «О-м-м-м, ом-м-м-м таре… туттаре!» Умирающий открыл глаза и сказал: где я? Пить хочу!

      Начальник тоже, как поющие, встал на колени и осторожно взял в руки голову юноши. «Как ты, Вольфганг?» Юноша улыбнулся. «Хорошо. Мне странно хорошо. Я умер и воскрес, да?»

      Еще через минуту Вольфганг уже сидел и пил горячий чай из кружки Гюнтера.

      После того случая Гюнтер многое понял.

      И прежде всего он понял: не надо быть самоуверенным индюком, а еще – считать свой народ первым на земле.

      Ведь