Пещера. Марина и Сергей Дяченко

нет совсем, да и вообще…

      Тритан вскинул свои зеленые глаза – округлившиеся от удивления и обиды. Хотел что-то сказать, но опустил голову, так и не проговорив ни слова.

      – Мне очень жаль, – сказала Павла дрогнувшим голосом. И обозлилась на себя – надо же, как быстро забылись зубоврачебное кресло, сенсоры-присоски и бесконечные дурацкие вопросы. Ей, видите ли, неприятно огорчение этого Тритана. Которого она видит, между прочим, первый раз в жизни.

      Тритан рассеянно провел ладонью по своим коротким темным волосам:

      – Павла… У меня к вам будет совершенно личная просьба. Выслушаете?

      Она нервно расстегнула замок на сумочке – и защелкнула его снова.

      – Я попрошу вас поработать… Еще хоть один сеанс. Не с Борком. Со мной…

      …Ресторанчик «Ночь» утопал в свечах.

      В глубоком подвале не было ни единого окна и ни единой лампочки. Свечи лепились к стенам, каждый столик снабжен был парой канделябров. Павле страшно было подумать, сколько возни со всем этим горящим и оплывающим хозяйством, но зато ресторанчик имел собственное исключительное лицо.

      – Что мне нравится, Павла, так это возможность свободно обращаться со временем суток. Посидел среди ночи – выходишь в день или вечер…

      – А, извините, который час?

      – Полседьмого. Вы спешите?

      – Нет…

      Павла была совершенно свободна до десяти вечера, времени встречи с Ковичем, и потому предложение Тритана перекусить оказалось как нельзя кстати.

      – Так вот… Вы себе не представляете, какие потрясающие механизмы соединяют нас-дневных с нами-в-Пещере… Не прямолинейные. Не однозначные, не всегда явные. Это интереснейшая структура, Павла, я могу говорить об этом часами, но боюсь, что вам скучно или неприятно… А?

      – Нет, – сказала Павла тихо.

      Собственно, Тритан был первым в ее жизни человеком, с которым она могла говорить о Пещере, не мучаясь при этом неловкостью либо откровенным стыдом. Она тщетно пыталась понять, почему так получается; возможно, причиной полная естественность Тритана. Естественность и легкость. Этот человек полностью открыт и не испытывает от этого стеснения, он легкий – и с ним легко…

      – Тритан, а можно мне шоколада со сливками?..

      Ну с каким другим мужчиной, ни с того ни с сего приведшим ее в ресторан, она решилась бы на такую невинную непосредственность?!

      И кому другому рассказала бы за один вечер столько, сколько даже ближайшие приятели о ней не знали?

      Что было, когда пятнадцать лет назад погибли родители. И что это за человек в Павлиной жизни – Стефана…

      Тритан качнул подсвечником, подзывая официанта; на скатерть посыпался дождь из цветных восковых капель.

      – Шоколада со сливками? Сколько порций?

      Какой у него странный взгляд. Сочетающий несочетаемое.

      – Может, теперь вы хотите меня о чем-нибудь спросить, а, Павла? Спрашивайте. О чем угодно.

      О чем угодно…

      О его семье? О его жизни?..

      Она перевела дыхание. Он терпеливо ждал.

      – Тритан, – сказала она шепотом, глядя,