Не один. Отар Кушанашвили

Если читать то, что Набоков называл «жидкими испражнениями», подумаешь, не дай Бог, что живешь в стране прокаженных аспидов и повредишься в уме.

      Немодный совет: держитесь подальше от этого «всплеска обсуждений», когда люди со вспружинившимися на мордах желваками начинают рычать и шипеть, испуская яд. Меня, разумеется, расстраивает тот факт, что в людях есть нехватка доброты, но своих детей я учу множить добро, а не тратиться на вербальные битвы с белогорячечными сетевыми манкутами. Я их учу тому, что невыносимое может быть гармонизировано, и любая трагедия может быть преодолена, если ты – человек. Добрый, как подруга моя Жанна Фриске.

      Еще один симптом болезни – душевная глухота – получите и распишитесь. Человеческая природа неизменна, и самое страшное, что у таких полулюдей «глаза горят священным огнем высшей правоты», когда они брызжут слюной. Мир пустеет понемногу, но надо пытаться сохранять цельность. Моя высокодаровитая, цельная подруга Жанна Фриске творила добро, а когда вернется – продолжит, знает – люди в добре нуждаются.

      Уроды с распятьями в спальнях и революция на Украине

      Митя Фомин в черно-белом подтянут, как Мэттью Макконэхи, озирает залу, где гудит цвет рашен шоу-бизнеса, и, пока пробирается ко мне, собирает урожай комплиментов. Митя всегда улыбчив, на что вы мне скажете, что они все улыбчивы, но он искренне улыбчив, это новосибирская порода.

      Фомин прожил результативный прошлый год, но в номинациях Премии МУЗ ТВ себя не обнаружил. Сначала нахмурился, на секунду, а после выдал: «Ну и что? Меня оценить может только Питер Гэбриэл».

      «Я, вообще-то, смотрю на вещи мрачно, Отарик», – говорит он. – «Но это же не значит, что я должен мириться с ужасом. Я – как аммиак, я и удобрение, и взрывчатка. У меня особенное зрение, особенный слух».

      Мы в Киеве, на съемках, Джигурда разодет, как былинный герой, на нас пялятся, не привыкать, особенно ему. Подходит дама значительно старше двадцати (так, чтоб не обижать дам бесстрастной цифирью, формулировал мой покойный папа) и говорит: я вас обожаю, говорит, я знаю, и меня не переубедить, что вы – гений! Джигурда, который скромником никогда не был и чхать хотел на устав светского благочиния, тут же восторженной дамочке ответил: «А я гений и есть, даже ученые это признали, говорят, что я ровня Дали, что я не подчиняюсь ни одной религии, мне надо собственную создавать».

      Он лобызает даму, та на грани обморока отползает.

      Прежде и Лера Кудрявцева была от одного художника в восторге: считала, что это Вуди Аллену, веселому параноику, она обязана тем, что перестала бояться жить. Но после «Жасмин» ЛК охладела к ВА и говорит о нем нелюбезности: старик выжил из ума, прежде смешил, даже когда говорил о страшном, а теперь все у него хреново, ни надежды, ни света.

      Через месяц у Леры и хоккеиста Игоря Макарова годовщина свадьбы; вот тебе и надежда, и свет, и счастие в итоге. «Он запретил мне надрываться, и я теперь не понимаю, как я выдержала всю предыдущую жизнь без него».

      У Леры меховая накидка, стоящая больше, чем бар, в котором мы присели, я