Цветы для судьи. Марджери Аллингем

фраза прозвучала таким тоном, что мисс Керли вздрогнула от неожиданности. Однако Питера Ригжета это не смутило – он чуть ли не впервые в жизни стал глашатаем важных вестей.

      – Мистер Уидоусон, – выпалил бухгалтер, – вас спрашивают двое. Я выскользнул из конторы через сад и прибежал сюда предупредить.

      – Предупредить? – Джон взглянул на подчиненного с очаровательной смесью неприязни и изумления. – О чем вы? Что за «двое»?

      – Видите ли, сэр, – решительно произнес мистер Ригжет, которого только что лишили возможности произвести драматический эффект. – Первый – это коронер, а второй – полицейский в гражданском. Такого, сэр, присылают, только когда дело серьезное.

      Глава 3

      Набросок трагедии

      В приемной издательства «Золотой колчан» мистер Кэмпион философски размышлял: да, часто судьба экспертов именно такова – их зовут и задвигают в угол. Девушка, впустившая Альберта, была непреклонна: надо подождать.

      Мистер Кэмпион сидел в тени каминной доски из красного дерева, вдыхал запахи табака и кожи, с интересом крутил головой. Приемные разных издательств не похожи одна на другую: одни напоминают продуваемый сквозняками зал ожидания на захолустном вокзале, другие похожи на элитный книжный магазин, где со вкусом расставлены предметы искусства; третьи поражают мрачной роскошью и будят странное ощущение, будто наверху умирает кто-то очень старый и очень богатый. Приемная же особняка номер двадцать три отражала индивидуальность фирмы «Барнабас и партнеры»: добротная, удобная, довольно милая – как столовая обеспеченного семейства.

      Глядя на полированные столики, мистер Кэмпион поймал себя на мысли, что серебро пора бы почистить. Книг не было – не считая нескольких первых изданий, упрятанных в шкаф за стекло и проволочную сетку.

      Над камином висел портрет в роскошной вычурной раме – Джейкоб Барнабас, дядя нынешних управляющих. Голова и плечи в натуральную величину; судя по многочисленным слоям краски, схожесть с оригиналом далась художнику непросто. Картина изображала крепкого ширококостного мужчину шестидесяти с лишним лет, с благородной квадратной головой, бородой и седыми вьющимися волосами викторианского филантропа. Однако светлые, глубоко посаженные глаза смотрели надменно и очень холодно, а маленький рот в обрамлении красивой пышной белой бороды был сурово поджат. Мрачный старик, решил мистер Кэмпион и переключил внимание на посетителя – тот застыл по другую сторону центрального стола, на который так и просилась многоярусная обеденная ваза из серебра.

      Полного молодого человека с багровым лицом терзало, похоже, не столько тайное горе, сколько недовольство, которое не могло долго оставаться тайным. Он рассматривал мистера Кэмпиона с еле сдерживаемой неприязнью, но стоило последнему сделать пустяковое замечание о прекрасном туманном деньке, тут же разразился сумбурным пылким монологом узника одиночной камеры.

      Молодых людей, которые полжизни прячутся от мира и кропают всякие выдумки