Мне жаль тебя, герцог!. Михаил Волконский

брат, теперь не до таких дел! Когда же теперь об амурах думать? Теперь надо о родной земле стараться и ради нее все остальное забыть. Мне ничего на ум прийти не может теперь, кроме нашего общего горя.

      – Да ты, брат, совсем хороший парень, – воскликнул Митька, – молодец, право слово, молодец!.. Так оно и следует. Ну а как ты думаешь поступать с тем, кто уже имел зазнобу? Вот хотя бы взять сожителя моего Ваньку Соболева?

      – Иван Иванович, у которого ты проживаешь? Что ж он?

      – Да женится на днях, своим домом обзавестись желает. Такие у него обстоятельства подошли. Тут длинная история, и когда-нибудь ты о ней узнаешь. Пока же скажу – он свое счастье нашел!

      – Ну а ты как же? – спросил Гремин.

      – Как я?

      – Ну да! Ведь если Соболев женится, так тебе у женатого человека оставаться на холостой ноге не приходится… Ты куда же денешься?

      Жемчугов молчал. По-видимому, он еще сам себе такого вопроса не задавал.

      – Не знаю, – проговорил он, – я о себе еще не думал. В самом деле, мне оставаться у него неловко, если он женится.

      – Знаешь что, Митька, – предложил Гремин, – переезжай тогда ко мне! Право, будет все отлично: я ведь теперь одинок, дом у меня большой, я тебе отведу лучшую горницу, а уж рад буду, как не знаю что!

      – А что же, – проговорил Митька, – и вправду, возьму и перееду к тебе. Ты мне понравился сегодня вконец. Знаем мы друг друга давно, но все-таки я не думал, что таков ты, как это на самом деле. С тобой кашу сварить можно.

      – И сварим! – Гремин протянул руку Жемчугову.

      – Только откровенность за откровенность, – сказал тот, ударяя по руке Гремина. – Ты мне признался, что сердце у тебя, как это говорится, свободно, а я, брат, «пленен».

      – И кто же твоя Пленира?

      – Крепостная, брат, девка.

      – Крепостная? И ты любишь ее?

      – Очень.

      – Простую крепостную?

      – He совсем она простая.

      – А какая же?

      – Да лучше всех Пленир из благородного звания.

      – Образованная?

      – Очень образованная. Ее, видишь ли, прежний ее помещик в актрисы готовил и обучил всему за границей. А теперь она досталась в крепость сестре его жены, дворянке Убрусовой.

      – Послушай, так ведь тебе, чтобы жениться, нужно откупить ее!

      – Вот именно.

      – А много ли за нее эта Убрусова просит?

      – А почем я знаю? Я не приценялся. Все равно денег у меня нет.

      – Как же тебе быть тогда, Митька? Как зовут твою девушку-то?

      – Аграфеной, а в сокращении зовут попросту Грунькой.

      – Да, – вздохнул Гремин, – знаешь, легче, мне кажется, освободить Россию от немцев, чем обмозговать твое дело.

      – И потруднее дела обмозговывали! – махнул рукой Митька, не смущаясь. – Уж если только от немцев Россию освободим, так мое-то дело пустячным окажется впоследствии.

      – Люблю тебя за то, что не унываешь, – проговорил Гремин. – Но как же твое дело окажется пустячным, если мы от немцев Россию освободим?

      – Да