Брат герцога. Михаил Волконский

начала Груня серьезно, – расспросил ли ты, что тебе теперь будет за это, а?

      – Писарь наш полковой говорит – я ему семь гривен дал, – что по меньшей мере батогами на площади отдерут и в Сибирь угонят.

      – Ты бы убег, – сказала Груня, вздрогнув.

      – И убежал бы, да тебя жаль.

      – Так ведь все одно угонят. Уж раньше не жалел, так что ж теперь-то? А пока что слышно?

      – А пока никаких бумаг в полк ниоткуда нет. Писарь говорит, что пришлют скоро… Ах, Груня, что толковать об этом!.. Дай срок!.. Может, последний раз видимся. – И он притянул девушку к себе еще раз.

      Она не сопротивлялась.

      – Слушай, Кузьма, – сказала она ему, когда он, простясь с нею, перелезал тын обратно. – Если тебя в Сибирь угонят, я за тобой пойду.

      XV. Указ тайной канцелярии

      – Я повторяю тебе, что это невозможно, и, как хочешь, я своего солдата не выдам и указа не приму. Хоть ты сердись или нет, но я не считаю себя обязанным принимать указы Тайной канцелярии, – сказал Густав Бирон, сильно горячась и махая руками сидевшему перед ним брату, который так же, как Шенберг, приехал к нему прямо от Олуньевой.

      Дело шло о только что присланном барону Бирону как полковому командиру указе Тайной канцелярии, требовавшей немедленного ареста и выдачи солдата Измайловского полка Кузьмы Данилова за учиненные им «предерзостные против Ее Императорского Величества поступки».

      Герцог, понимавший истинный смысл волнения брата, спокойно сидел в кресле и с улыбкою слушал выражения его горячности.

      – И никакого тебе дела нет до солдата, – возразил он. – Этого солдата нужно отправить в Тайную, и ты отправишь, а сердишься ты оттого, что с тобой Олуньевы такую шутку сыграли…

      Густав вдруг круто обернулся.

      – И не напоминай мне о ней, слышишь – не напоминай. Я о ней теперь и думать не хочу. – Но, несмотря на то что он говорил, что не хочет и думать о Наташе, – как только речь зашла о ней, он ближе подошел к брату и снова повторил то, что уже спрашивал его несколько раз теперь: – Нет, скажи, пожалуйста, ведь это же – просто сумасшествие? сумасшествие?..

      Герцог, в десятый раз пожав в ответ ему плечами, произнес:

      – Если хочешь, со стороны старухи сумасшествие, ну а молодую нельзя винить.

      – Да как же не винить, как же не винить-то? Ведь я же ухаживал за ней, я так был уверен!..

      – Разве вы объяснялись? Разве она обещала тебе?

      – Нет, обещать не обещала… но все-таки…

      – Ну вот видишь! Да и мало ли хорошеньких женщин в свете? Ну, не она, другую найдешь. Да, наконец, тебе никто не помешает продолжать и за нею ухаживать. Она теперь свободна будет, самостоятельна… Ты едешь на маскарад к Нарышкину?

      – Ах, какой тут маскарад! Оставь, пожалуйста!.. До маскарада ли мне?

      И при имени Нарышкина у Густава живо воскрес в памяти тот первый вечер, когда он увидел Наташу.

      – Она там наверное будет, – продолжал между тем герцог. – Я советую тебе ехать и преспокойно быть, как прежде.

      – И что же, он красив по крайней мере? – перебил Густав.

      – Кто? Муж Олуньевой?