Медный всадник. Полина Саймонс

тебя есть закурить?

      Дмитрий с готовностью полез в карман брюк:

      – До чего мы докатились! Старший лейтенант просит папироску у простого солдата! Но мне нравится, когда ты о чем-то просишь.

      Александр промолчал.

      Дмитрий смущенно откашлялся:

      – Не знай я тебя лучше, сказал бы, что ты что-то питаешь к нашей крошке Танечке.

      – Но ты слишком хорошо меня знаешь, не так ли?

      – Наверное. Но судя по тому, как ты смотришь на нее…

      – Прекрати! – повысил голос Александр, затягиваясь. – Напридумывал себе!

      Дмитрий вздохнул:

      – Ладно-ладно. Что я могу сказать? Втрескался в нее по самые уши…

      Папироса медленно тлела в пальцах Александра.

      – Втрескался? – переспросил он.

      – Да. Почему тебя это удивляет? – от души расхохотался Дмитрий. – Думаешь, подлец вроде меня недостоин такой девушки, как Таня?

      – Нет, вовсе нет. Но, насколько я слышал, ты не вылезаешь из «Садко».

      – При чем тут это? – Прежде чем Александр успел ответить, он подступил ближе и понизил голос: – Таня слишком молода и просила меня не торопиться. Я уважаю ее желания и стараюсь быть терпеливым. Однако рано или поздно она опомнится и…

      Александр отшвырнул папиросу, затоптал окурок и глухо сказал:

      – Пойдем, пора.

      Он направился к зданию, но Дмитрий догнал его и схватил за руку. Александр развернулся, вырвал руку и прошипел:

      – Не лапай меня! Я тебе не Таня!

      – Все-все, – поспешно заверил Дмитрий, отступая. – Умерь свою вспыльчивость, Александр Баррингтон.

      Он тщательно выговорил каждую букву настоящей фамилии Александра. В сгущавшихся сумерках он казался еще меньше ростом, мелкие зубы – еще более острыми и желтыми, волосы – еще жирнее, глаза – еще уже.

3

      Наутро Татьяна бежала на работу, полная новых надежд. Она постаралась не обращать внимания на охрану из войск НКВД, стоявшую у проходной. Правда, и они почти ее не замечали, а она съеживалась, стараясь сделаться невидимкой.

      Для того чтобы рабочие меньше уставали и не манкировали своими обязанностями, их переводили с места на место каждые два часа. Оставив лебедку, которая поднимала танк и ставила его на гусеницы, Татьяна стала рисовать красные звезды на готовых машинах.

      Илья, тощий подросток из ее бригады, не давал Татьяне прохода, особенно после того, как Александр перестал приходить вечерами: задавал бесконечные вопросы, на которые из вежливости приходилось отвечать до тех пор, пока она не выдерживала и не объясняла, что у нее полно работы. Каким-то образом он всегда ухитрялся оказываться рядом, независимо от того, сколько раз ее переводили на очередную операцию. Даже в столовой он вечно садился за ее столик, и Зина, которая его не выносила, бесцеремонно гнала мальчишку.

      Но сегодня Татьяна его пожалела.

      – Он такой одинокий, – пробормотала она, жуя котлету. – Похоже, у него никого нет. Останься, Илья.

      Илья остался.

      Татьяна могла позволить себе быть великодушной. Скорее бы кончался день. После вчерашней