Матильда Кшесинская. Жизнь в изгнании. Документальная повесть. Галина Вервейко

была спальня Вовы с балконом, живёт их предводитель Ленин с женой. Ожидают переезда новых властей в Москву, но пока всё остаётся по-прежнему».

      О послереволюционном Петрограде Матильда позже читала в эмиграции и у Тамары Карсавиной в книге «Театральная улица»: «Население Петербурга заметно уменьшилось. Он обрёл новую трагическую красоту запустения. Между плитами тротуара выросла трава, его длинные улицы казались безжизненными, а арки напоминали мавзолеи. Трогательное величие осквернённого великолепия. Свечи стали дефицитом. В три часа уже темнело, и было особенно трудно продержаться до шести, когда давали электричество. Неестественная тишина города, зловещее молчание пустынных улиц ещё больше увеличивали опасения, делая напряжение почти невыносимым. Слух обострился до такой степени, что различал издалека чуть слышный звук шагов по плотному снегу. Винтовочный выстрел, пулемётная очередь – и снова тишина».

      Эту картину можно дополнить и воспоминаниями Анны Ахматовой: «Все старые петербургские вывески были ещё на своих местах. Но за ними, кроме пыли, мрака и зияющей пустоты ничего не было. Сыпняк, голод, расстрелы, темнота в квартирах, сырые дрова, опухшие до неузнаваемости люди. В Гостином Дворе можно было собрать большой букет полевых цветов. Догнивали знаменитые петербургские торцы. Из подвальных окон „Крафта“ ещё пахло шоколадом. Все кладбища были разгромлены».

      Детские воспоминания Нины Тихоновой об осени 1917 года в Петрограде были такими: «С едой становилось всё труднее, и даже мы, дети, которым отдавалось всё, не всегда были сыты. Я с любопытством рассматривала продовольственные карточки, новые денежные знаки достоинством в двадцать и сорок рублей – «керенки» – и огорчалась, что меня не берут с собой стоять в очереди за продовольствием.

      Осенью положение совсем испортилось. По карточкам выдавались крохотные порции хлеба, смешанного с горохом и опилками, и иногда – протухшие селёдки. В комнатах стало холодно».

      В своей брошюре «Расстрел Московского Кремля» епископ Нестор Камчатский описывал революционные события, которые происходили во второй столице России – городе Москве: «С 27 октября по 3 ноября сего 1917 года первопрестольная Москва пережила свою страстную седмицу и в течение семи суток расстреливалась артиллерийским, бомбомётным, пулемётным, ружейным огнём». И вот какая картина виделась священнику после этих событий: «Спасские ворота доныне были освящены святым обычаем, где всякий проходящий через эти св. ворота, даже иноверцы, с чувством благоговения обнажали свои головы. Теперь там стоит вооруженная стража с папиросами, ругается с прохожими и между собой площадной бранью. Спасская башня пробита и расстреляна. Знаменитые часы с музыкальным боем разбиты и остановились. Остановилась и стрелка часов в ту роковую минуту, когда ворвался тяжёлый снаряд в стены Кремля и наложил несмываемое пятно крови и позора