Комната страха. Эля Хакимова

посмотрела на старуху. Может быть, она просто лишилась рассудка от старости? А все тетки, толпящиеся вокруг, настолько запуганы, что боятся признать это?

      – Нет, дорогая моя, со мной все в порядке. Уверяю, что это ты нуждаешься в моей помощи. – Ясные глаза смотрели прямо и печально. – Наверное, придется все-таки кое-что прояснить, – с обреченной покорностью сказала Александра, глядя теперь уже куда-то в сторону.

      Проследив за направлением ее взгляда, Ева попыталась хоть что-то рассмотреть в сумраке, сгущавшемся до полнейшей черноты почти сразу за пределами пространства, освещенного пламенем камина. В этой темноте началось шевеление. С шелестом летучей мыши и беззвучной плавностью тени к ним подъехало нечто, в неясном свете пламени в первую секунду показавшееся горным троллем.

      Придя в себя от изумления, Ева пригляделась и наконец увидела на инвалидном кресле самой последней конструкции – чем, видимо, и объяснялось бесшумное движение – древнюю старушку. Сухонькую, с пушистой короной серебряных волос и также укутанную в плед. Вид у нее был настолько благообразный, что он пристал бы скорее средневековой кармелитке, канонизированной при жизни, чем существу, проживающему пусть и в старом доме, пусть и в заброшенной местности, но все же в наше время!

      Кожа на ее доброжелательном личике была густо усеяна морщинками, такими мелкими и частыми, что напоминала гофрированную бумагу, из которой Ева в детстве делала цветы. Удивительно темные губы, скорее сизого цвета (в этом освещении ничего точно сказать было невозможно), и еще более поразительные глаза. На лице этого существа, более всего напоминавшего черепаху, сияли совершенно ясные и молодые глаза.

      – Да уш, придется, – с легким, но вполне заметным акцентом сказала прабабушка. – Видишь ли, девотшка, наша семья не совсем обитшная. – Это было сказано так торжественно, что сразу становилось понятно – речь идет о редкой добродетели.

      – Не все об этом знают, – продолжала уже Александра. Эти двое создавали впечатление, будто они все время переговариваются на частотах, неслышных человеческому уху, – но наша далекая предшественница была не просто цыганкой. В своем таборе она исполняла обязанности медиума, была чем-то вроде амулета. Вот почему ее не отпускали родные, и твоему прапрадеду пришлось украсть ее. При этом пострадал отец девушки. Собственно говоря, его убили. Кроме того, что этот поступок и сам по себе не самый поощряемый законами человеческими и божескими, он еще и последствия имел, касающиеся всей нашей семьи на протяжении дальнейших лет. Умирая, цыган проклял свою дочь. А родительское проклятье самое сильное, ни смягчить, ни избавиться от него невозможно…

      Александра, загрустив о том далеком страшном эпизоде в истории семьи, помолчала. Ева слушала затаив дыхание. Некоторые факты этой истории были известны и ей, и многим другим ее родственницам и являлись частью большого багажа легенд, обременяющего всякую семью, а их – особенно. Но ей был непонятен и неприятен тот мистический подтекст, который