Потерянное одиночество. Любовь Пушкарева

скрепила я.

      Мы какое-то время стояли в объятиях друг друга, это было восхитительно, наши силы соприкасались, но не враждовали, не пытались переварить друг друга, а ласкались и пробовали одна другую на вкус, пробовали слиться. Не знаю почему – может быть, потому что пришло некое понимание правильности происходящего, но я рискнула – открылась для его силы, впуская ее в себя. Седрик от удивления на мгновение притушился, но потом отпустил свою силу, позволив ей делать то, что она считала нужным. Мы оказались в коконе, чуждые силы пронизывали и меня и его, не причиняя вреда; наоборот, в голове у меня прояснилось, я опять стала взрослой, а не маленьким ребенком, но это не мешало мне оставаться все в том же расслабленно-радостном состоянии, а у Седрика исчезло легкое безумие из глаз. Мы попытались аккуратно разъединиться, медленно втягивая в себя свою силу, при этом размыкая объятия и отстраняясь, нам это удалось. Когда мы вновь стали сами собой, Седрик быстро и мимолетно чмокнул меня в щеку, похоже, это входит у него в привычку, пока что я ничего не имела против.

      – Возьми, это тебе, – сказал он, протягивая мне рукояткой вперед кинжал длиной чуть меньше локтя. – Он простой, не серебряный, – как бы извиняясь, добавил он.

      – Угу, – я приняла оружие, раздумывая, где бы его разместить. Жаль, что кинжал не серебряный, но и такой может пригодиться.

      И тут мы услышали приглушенные крики… Вампы. Много вампов. Больше чем за час до заката. Я так и знала…

      Седрик зло взрыкнул и метнулся к ножнам и кобуре, лежащим в паре шагов. Пистолет. Отлично.

      Я открыла сумочку и достала свое оружие – глиняную немецкую кружку с крышкой.

      – Что это? – удивленно спросил Седрик.

      – Вода! – с улыбкой ответила я. Мой соратник зло оскалился, он все понял.

      Вампы ворвались в зал, их было семеро. Абшойлиха легко было отличить по огромной давящей силе, остальные шестеро были его детьми. Связь между ним и остальными была такой, что, глядя на них vis-зрением, виделся черный со всполохами багрового монстр: большое пятно-центр – Абшойлих и щупальца – его дети.

      – Ух, ты! – проскрежетал мерзкий голос. – У тебя и жена есть, как это ты умудрился ее спрятать? Такую зелененькую красотку? Дочь дриады, небось? – и раздался мерзкий скрежещущий звук – наверное, смех.

      – Зелено-беленькая… Она не сможет развлекать меня так долго, как твоя волчица.

      – Не слушай его, Седрик – тихо приказала я.

      «Не слушаю», – получила я безмолвный ответ.

      Вампы окружали нас, отшвыривая стулья. Я смотрела только vis-зрением, Седрик тоже. Я очень хорошо чувствовала его, почти читала мысли; думаю, он так же знал, что происходит со мной. Мы отступили к стене за сценой, вынуждая вампов взять нас в полукруг. Абшойлих что-то стрекотал, но его слова не доходили до сознания. Судя по тому, как двигалась чернота внутри него и других вампов, они изменяли свои тела, пытаясь нас напугать. Об этом я прочитала еще в своих фотокопиях – что, общаясь с вампом, лучше смотреть на него vis-зрением, чтобы он не мог обольстить красотой или напугать жутким уродством.

      Наконец