Зодчие. Александр Волков

ли, поздорову, дорогой хозяин с хозяюшкой?

      Илья и Афимья поклонились, коснувшись рукой пола.

      – Благодарствуем на добром слове, кормилец! – ответил Илья на приветствие зодчего. – Проходи-ка в передний угол, гостем будешь…

      На темном, выдубленном непогодами лице Булата сияли приветливые синие глаза. Андрюша спрыгнул с печи. По правде сказать, все эти недели он побаивался неведомого мастера, который уведет его из родных краев; теперь страх прошел, но Андрюша сильно разочаровался, увидев простого, скромно одетого человека.

      Он представлял себе знаменитого зодчего, известного князьям да боярам, совсем иначе. Ему думалось: войдет добрый молодец огромного роста, в парчовом кафтане, в красных сафьяновых сапогах – словом, богатырь из сказки…

      Булат прочитал мысли мальчика. Он улыбнулся так сердечно, что Андрюше стало весело.

      – Вижу, отрок, не по нраву я тебе пришелся, – молвил зодчий. – А ты на одеяние не гляди! Не одеяние украшает человека, а искусные руки и трудолюбивый нрав. Ты-то работать любишь?

      Андрюша молчал.

      Илья поспешил принести доски с рисунками сына. Булат рассматривал работы юного художника долго. На темном лице его, покрытом сетью мелких морщин, не было улыбки.

      Андрюша зодчему понравился: одет чистенько – в новых сапожках, в холщовых портах и белой рубашке с расшитым воротом; лоб мощный, выпуклый, твердый подбородок, смелые, пристальные глаза.

      «Хороший паренек! Жидковат малость, да выправится…»

      Отец и сын ждали отзыва о рисунках, сильно волнуясь.

      Булат посмотрел на Андрюшу. Мальчик ответил упорным, немигающим взглядом.

      – А ты вот что, малый, – заговорил Никита: – ты поличье сделать можешь?

      – Что это – поличье?

      – Человека нарисовать? Вот хоть бы мамку твою!

      – Почто не нарисовать! Могу.

      Афимья перепугалась, закрыла лицо руками:

      – Али я угодница божья – икону с меня писать!

      – Да не икону, – растолковывал зодчий, – это по-иноземному парсуна называется. Их сымают изографы с князей, с бояр. На стенки в горницах вешают…

      – Ведь я-то не княгиня, не боярыня! Слыхано ли, с крестьянок поличье сымать!

      Кое-как Афимью уговорили.

      Булат достал из котомки лист бумаги, тушь, кисточку. Глядя на непривычные рисовальные принадлежности, Андрюша заробел. Неуверенно провел несколько черточек, но скоро освоился.

      Наклонившись над листом, он проворно работал кистью.

      – Что ж на мамку не глядишь? – спросил Булат.

      – Вона! – удивился Андрюша. – Али я ее не видал?

      Прошло полчаса. Илья и Никита тихо разговаривали; Афимья возилась у печи, готовя угощенье.

      – Сработал! – раздался голос мальчика.

      С бумаги смотрело поразительно похожее лицо. Это она, Афимья. Вот ее не по возрасту живые глаза под крутыми дугами бровей, скорбные складки у сухого рта, ее повойник,[21] прикрывающий спрятанные навек волосы…

      – Микола-угодник! –

21

Повойник – головной убор замужней женщины, который она, по обычаю, никогда не снимала при людях.