Скитания. Александр Волков

бегал по поручениям Ревекки, кухарка Нахама стряпала для нее лакомые кушанья, и только Аарон, здоровенный молодец лет двадцати трех, не чувствовал к сестре расположения. Не менее отца одержимый жаждой наживы, Аарон со злобой думал о том, что Ревекьа имеет право на какую-то долю отцовского имущества, единственным наследником которого он считал себя.

      День 4 сентября 1564 года в доме Елеазара бен-Давида начался как обычно. Сидя за завтраком, глава семьи отдавал распоряжения.

      – Ты, Аарон, поедешь в Кайвано.[69] Нужно предупредить маркиза дель Ардженти, что, если он не уплатит долг до следующего понедельника, его заклад пропадет.

      – Слушаюсь, отец, – сказал Аарон.

      Ревекка спросила:

      – Разве маркиз не знает, что подходит время уплаты?

      – Он-то знает, но такого уведомления требует закон. Ты вручишь дель Ардженти повестку и получишь от него собственноручную расписку. Ты не забудешь, Аарон?

      Аарон угрюмо усмехнулся:

      – Не в первый раз. А хорошо будет, если у этого расточителя не окажется денег! Его драгоценности стоят больше, чем долг вместе с процентами.

      – Да, они вскоре пригодились бы нам.

      – Для чего? – поинтересовался Аарон.

      – Узнаешь в свое время.

      Непонятный намек отца заставил Ревекку насторожиться. За последние дни он не раз бросал на дочь странные, как будто оценивающие взоры. Что это могло означать?

      – А ты, Ревекка, будешь помогать мне на рынке, – сказал Елеазар.

      Ревекка встрепенулась. Когда Аарон отсутствовал по делам, девушка заменяла его.

      – Я готова, отец! – весело воскликнула Ревекка.

      Девушку радовала возможность хоть на несколько часов оставить мрачный старый дом, выйти из постылого гетто, пройтись по оживленным улицам города… И еще… Но тут была замешана сердечная тайна, которую Ревекка хранила глубоко в душе.

      Собрались быстро. Елеазар надел ермолку, прикрывшую его седые кудри, накинул широкий темный плащ с желтыми нашивками на груди и спине – проклятыми знаками принадлежности к отверженной расе. Крепко держа кошель с золотом, меняла начал спускаться по узкой крутой лестнице. Ревекка, закутанная в покрывало, несла абак,[70] а шествие замыкал слуга Рувим с объемистым кожаным мешком, содержавшим разменную монету – серебро и медь. Жителям Неаполя запрещалось носить оружие, но у Елиазара и Рувима таились под кафтанами кинжалы дамасской стали.

      Мариам и Нахама проводили хозяина до выхода, выслушали ежедневно повторяемый наказ – не впускать в дом посторонних, и закрыли двери на все запоры.

      Елеазар бен-Давид платил налог за постоянное место на самом бойком из городских рынков. Здесь банкир[71] и его помощники расположились за широким столом, защищенным от непогоды навесом. Елеазара ожидали клиенты – кто принес долг, кто просил отсрочить уплату, кто просто хотел разменять деньги. Золото и серебро зазвенели на столе Елиазара.

      Часто клиенты отзывали Елеазара в сторонку для секретного разговора, тогда Рувим

69

Кайвано – городок в Кампанье.

70

Абак – счетный прибор, нечто вроде русских счетов.

71

Слово «банкир» произошло от итальянского «банка» – стол. Банкиры средних веков сидели на улице за столом, меняли деньги производили платежи по поручению купцов, принимали переводы из других стран, давали деньги под залог Впоследствии финансово-кредитными операциями стали заниматься учреждения – банки.