Танцующая на гребне волны. Карен Уайт

у соседей. Наши глаза встретились, словно нас объединили общие мысли. Он сразу же подошел ко мне – через всю комнату – и не отходил от меня целый вечер. Он стал провожать меня домой после церковной службы, и недолгое время спустя мы поженились. Я не чувствовала себя виноватой перед Джорджиной. Она была красива, и у нее было много поклонников. Но Джеффри был мой. Я даже начала верить, что наша встреча была в такой же степени частью мирового порядка, как смена времен года.

      – Я приготовила на ужин рагу и горячий хлеб, – сказала Джорджина. – Решила, что ты вряд ли захочешь сразу вернуться домой.

      Пожалуй, она права. Тишина в доме могла сломать мое хрупкое равновесие. Я благодарно ей улыбнулась.

      – Да, спасибо. Ты очень добра.

      – Ты моя сестра и Джеффри мой зять. Это самое меньшее, что я могла сделать.

      Она схватила меня за руку – рука была без перчатки, я потеряла их, принимая роды, а Джеффри не располагал сейчас деньгами, чтобы купить мне новые – после прошлогоднего урагана и потери урожая. Перчатки были лайковые.

      Джорджина пристально смотрела на безобразный красный шрам у меня на руке.

      – Что у тебя с рукой?

      Я высвободила кисть.

      – Порезала, во время родов. У Тетли. В прошлом году, в феврале. Рана воспалилась, и я могла потерять руку. И слава богу, что это всего лишь шрам.

      Джеффри подошел ко мне и снова, взяв мою руку в свою, поднес шрам к губам.

      – Ты уверена, что не хочешь вернуться домой?

      Его темно-синие глаза смотрели в мои глаза, и мне захотелось заплакать. Ребенок, которого мы только что похоронили, был не только мой, но и его, и у них были одинаковые глаза. Я прижалась головой к груди Джеффри, слыша биение его сердца.

      – Да, только ты будь со мной.

      Джорджина остановилась, отвернувшись, позволяя Джеффри увести меня с кладбища. Заржала лошадь, и я увидела, как из-за нашего фургона вышел мужчина. Я почувствовала, что Джеффри напрягся, когда мы оба узнали молодого вдовца Натэниела Смита. У него была большая хлопковая ферма на Джоунз-Крик, поэтому у нас, казалось бы, должно было быть много общего. Но Джеффри его терпеть не мог, и мы избегали его общества. Его жена умерла восемь лет назад, и на службы в домах плантаторов он не ходил. Без участия женщины, жены, в общественной жизни было неудивительно, что наши пути не пересекались даже на таком маленьком острове.

      Натэниел снял шляпу и поклонился мне, потом Джеффри.

      – Мистрис Фразье. Мистер Фразье. Я сочувствую вашей утрате, – проговорил он.

      Ни один из нас ему не ответил, но он продолжал:

      – Я не знал о вашей трагедии. А то бы не зашел к вам сегодня. Но мне сказали у вас дома, что вы здесь и, возможно, будете готовы увидеться со мной, после того как я изложу вам свое дело…

      – Какое такое дело? – резко спросил Джеффри.

      Подошла Джорджина и, узнав Натэниела, замерла на месте, краска сошла с ее лица.

      Поведя рукой у себя за спиной, Натэниел вытолкнул вперед худую, бледную,