Витязь специального назначения. В гостях хорошо, а дома нету…. Юрий Каменский

есть? – заинтересовался Акела.

      – Есть лесные, водяные, воздушные…

      – А эльфы есть? – не унимался Барс.

      – Берендеи? Как им не быть, есть и они. Не серчайте, витязи, удивляете вы меня. Ровно как дети малые… Я думал, вы у меня о государстве всё выпытывать будете.

      – О государстве, у нас каждая кухарка всё знает, – усмехнулся Акела. – А вот про нечисть только сказки да песни остались, да и те – кто в лес, кто по дрова.

      – Сказки? – не понял боярин, так как этим словом в древности обозначался совершенно реальный документ.

      – Ну, былины, – поправился Акела. – Так берендеи и есть здешние эльфы?

      – Нет, – не удержавшись, засмеялся Ставр. – Это эльфы – тамошние берендеи.

      Засмеялись и друзья.

      – Вот что, ложитесь-ка вы почивать. Утро вечера мудренее. Ибо утром Великий Кнез припожалует, давно он ждал – когда же пророчество это сбудется. Да и я, признаться, тоже.

      – А Светанка отцу, об ожившем дяде не проболтается? – поинтересовался Барс.

      – Зачем ей, – улыбнулся Ставр, – Волода она искренне любит, а потому и словом о нём не обмолвиться. Вы уж извините, что вас отдыхать спроваживаю, но мне и самому к нему на встречу поспешать пора.

      …Великий Кнез Бран оказался удивительно похожим на своего старшего брата, только был темнее лицом и волосом, да серьёзнее, пожалуй. Они вошли вдвоём со Ставром. Барс и Акела, чтя субординацию, встали из-за стола. Бран махнул рукой.

      – Садитесь, витязи, не в Думе, чай. Я Бран, Великий Кнез.

      «Царь, очень приятно, царь…» – вспомнилось Акеле и он, подавив улыбку, представился. Барс последовал его примеру.

      – Ну, с боярином Ставром вы уж познакомились. Кстати, что у Вас в трактире произошло? – серые глаза Брана пытливо глянули на друзей. – С вами что, действительно Лутоня был?

      Ставр многозначительно глянул из-за плеча кнеза, но это было лишним – всё было оговорено ещё с вечера. Купец для начала, был должным образом запуган Ставром и только после «заступничества» Акелы, сменил гнев на милость и отпустил перепуганного Жилу. Друзья, попеняв иуде за длинный язык, напомнили ему о слухах насчёт того, что у Лутони «заручки» на уровне бояр и кнезов. А потому, посоветовали сказать, что он обознался – ведь иначе, могут и Лутонино серебро у него отнять и самого на дыбу за пособничество вздёрнуть, что купца душевно проняло.

      С Малышом и Сержем они поговорили сами, рассказав им, что из-за неумной болтливости Жилы, сами спаслись от острога чудом. Воины, выругав доносчика, уговорились все говорить одно и то же. Вступили, тем самым, в то, что стряпчие имеют скверную привычку именовать «преступным сговором». На что, впрочем, всем им было в равной степени глубоко наплевать.

      – Не знаю, – пожал плечами Акела. – По-моему, обознался купец.

      – Да? Ну, ладно, коли так. Тогда наливайте себе мёда и будем о деле говорить, коли вы не против.

      – Мы-то не против, – с простодушным лицом отвечал Барс. – Только многого