Витязь специального назначения. В гостях хорошо, а дома нету…. Юрий Каменский

      Светлой памяти Панкратьевой Вики, вложившей всю свою душу в то, чтобы эта книга увидела свет.

      Мы, словно лошади, тянем свой воз,

      О луге мечтая и вольных степях.

      И вдруг всё исчезло – и грязь, и навоз,

      Трава под ногами зелёная – Ах!

      Мы солнышку рады, тепло и светло,

      По лугу гарцуем, что есть только сил,

      Но только от скачек живот подвело,

      А нас в это время хозяин кормил…

      И солнышко скрылось, и ветер подул

      И волки завыли у дальнего брода,

      И кто-то пугливый в душе вдруг шепнул:

      – Зачем тебе, дурень, такая свобода?

      Глава 1. Об экстремальных последствиях обычной вечеринки

      В этой жизни на каждом шагу западня,

      Я по собственной воле не прожил и дня

      В небесах без меня принимают решенья,

      А потом бунтарем объявляют меня.

Омар Хайям, «Рубаи»

      Семичасовая электричка дала пронзительный свисток и тронулась, набирая скорость. Четверо мужчин с большими сумками, пересмеиваясь, двинулись по тропинке через лесополосу. За их спинами басовито гукнул встречный товарняк и тяжело сотрясая землю, загрохотал, натруженным лязгом сцепок и колёс на стыках.

      А они окунулись в пахнущую берёзовой листвой и травой прохладу тени, ненадолго спрятавшись от жаркого солнца. Короткий перекур и они тронулись, под удалявшийся вдаль перестук колёс. Словно возникнув из небытия, рассыпалась дробь дятла, скрытого в зелёной кроне, попискивание мелких пичуг и шорох листвы. Извивающиеся, узловатые корни замысловатым узором пересекали натоптанную, довольно широкую тропу, грозя зазевавшимся путникам бесславным падением.

      Хотя они не были похожи друг на друга в общепринятом смысле, легкая походка, выправка в сочетании с короткой стрижкой выдавали в них людей, которые либо носят форму, либо носили ее раньше. Что, в общем, истине вполне соответствовало.

      – Борисыч, – степенно обратился к самому старшему в компании здоровенный краснолицый Слава Клименко. – Идти-то далеко?

      – Да ну, пустяки, – махнул рукой Георгий Борисович, высокий подтянутый мужчина лет сорока пяти. Коротко стриженые волосы, рыжеватые усы, крупный нос с высоким покатым лбом – все это придавало бы ему хищный вид, не будь мягкой усмешки, таившейся в уголках губ. Впрочем, когда надо, от этой усмешки у иных мороз продирал по коже, – два локтя по карте, потом денек на оленях…

      – А ты чего, Толстый, от этого волчары ждал? – хмыкнул невысокий темноволосый крепыш – Дроздов Василий Викторович по кличке Соловей, – Мент, он и в Африке мент.

      – Тебя не спросили, птичка певчая, – шутя, огрызнулся Слава. Хотя Дроздов был на десять лет старше, к тому же имел за плечами двенадцать лет службы в милиции, – но, это не мешало Клименко устраивать «мэтру» выволочки за тягу к выпивке и сильную любовь к слабому полу.

      У Васьки, как и у всех, рожденных в год Обезьяны, язык был подвешен великолепно. Толстый, который обычно говорил хоть редко, но метко, как-то резанул: «Вроде Дроздов, а поешь, как соловей. Непонятная какая-то птица». После чего Василёк навеки стал Соловьем, что, впрочем, нимало последнего не смутило. «Главное – не дятел и не петух» – прозвучало его резюме.

      Прохлада перелеска внезапно кончилась, в лицо дохнуло жарким воздухом сибирского лета – медовым запахом разнотравья и сена. Перед ними разлеглась зеленая степь, в незапамятные совковые времена бывшая колхозным полем. Уходила за горизонт пыльная грунтовка, там и сям зеленели березовые околки, стояли среди стерни свежие стога.

      Все они, ошеломленные открывшимся их глазам пейзажем, уставились на «аборигена» с недоумением – такие тупые приколы были не в его духе. – просто не тот уровень.

      – Так, Борисыч, – подал голос четвертый, спортивного склада мужчина в возрасте лет около сорока. – Где деревня-то? Сам скажешь или пытать придется? Если покаешься, просто не больно зарежем.

      – Ты как дитё малое, Андрей Василич, – увещевающим голосом ответил вопрошаемый. – Все бы тебе утопить да зарезать… Шаловливый вы народ, «пираньи».

      Пираньей он Андрея называл в шутку с легкой руки известного писателя Бушкова. До выхода на заслуженный отдых Василич окаянствовал в одном из подразделений «боевых пловцов». Чистое доброе лицо с ямочками от улыбки на щеках, бархатный голос, мягкая походка – в общем, тот еще подарок.

      – Нет, Борисыч, хорош смеяться, – поддержал начальника Соловей. – Ты говорил, что от остановки километра полтора, а тут же… Степь да степь кругом.

      – Тихо, тихо, – засмеялся старшой. – Вы же не вьюноши зеленые, а мужи зрелые. Какого ж хрена всполошились, как куры у овина? Ну, ошибся товарищ километров на пять-десять. Так он уже старый, ему по штату