Заметки на полях. Поэтический сборник. Василий Рожков

и по аудиториям

      Распространяются разные, одна мрачнее другой —

      То ли это учёный, душу отдавший теориям,

      То ли он сам Лукавый, с наукой вступивший в бой.

      И даже седому профессору, адепту марксизма научного,

      Порою невольно хочется перекрестить чело,

      Когда он идёт за портфелем, забытым по воле случая.

      Но о своём видении не скажет он ничего.

      В храме естествознания, в логове чистого разума

      Бродит феноменальное, словно в глазу бельмо,

      Хотя по всем показателям бродить не может ни разу, но

      Здание нашего знания впустило его само.

      Бродит во тьме коридорами, Орфеем за Эвридикою,

      Белый, как на подоконнике недопитый кефир.

      И снисходительно в сторону

                                                       с портретов глядят великие,

      И из таблиц Менделеева мироточит эфир.

      40 000

      Жизнь матросская мне приснилась

      В полосатом своём белье.

      Забери меня, «Наутилус»,

      Бороздить 40 000 лье.

      Мало-мальская в сердце ранка

      Щипет солью чужих морей.

      Капитанам любого ранга

      Не найти моряка верней.

      В бескозырке с помпоном красным

      Атлетичен, чумаз, усат,

      Я подводным путям опасным

      По-младенчески буду рад

      И мятежным сипайским флагом

      По-отрочески буду горд,

      По танцующим скользким лагам

      Безмятежно всходя на борт.

      Капитан Очевидность, где ты?

      Где твой взгляд из густых бровей?

      Я не жду от судьбы вендетты,

      Как коллега твой – Воробей.

      Мне бы вольницы беззаботной —

      Полный ход да фонтаны брызг.

      Дай напиться воды забортной

      До дельфиньего визга – вдрызг.

      Где ты, Немо? Но море немо,

      И железная клеть глуха.

      Видно, дизельная трирема

      Растеряла все потроха.

      И команда, встав утром рано,

      Удалилась сухим путём,

      Бросив заживо капитана

      В одиночества острый тёрн.

      Без оглядки ушли – куда, блин?

      Кто-то в Dublin, а кто-то в Kiel,

      Рассудив, что мятеж подавлен

      И за отмель цепляет киль.

      Кто скоблит небоскрёбам ставни,

      Кто на сцене торгует ртом,

      Кто устроился на «Титаник»,

      Не задумываясь о том.

      «Наутилус» уже не хочет

      Бороздить 40 000 лье.

      Я проснулся средь тёмной ночи

      В полосатом сыром белье.

      И точка

      Воспоминания, от которых выглядишь так сутуло,

      Отбрасывая от себя движением резким,

      Как, сняв, бросают одежду на спинку стула,

      С опаской глядя на полуоткрытые занавески

      (Не смотрит ли кто? твоей наготы не заметит ли?)

      Ты подходишь к краю своего надлома,

      И точка отсчёта, пробившаяся в свидетели,

      Над