Бунт на «Баунти». Джон Бойн

видом идущего по своим честным делам беззаботного человека. И уж наверняка не направился бы я к выходу с рыночной площади, довольный тем, что успел уже заработать утренние денежки, которых хватит и на плату мистеру Льюису, и – через два дня – на рождественский обед.

      Не сделай я этого, я был бы полностью лишен удовольствия услышать пронзительный свисток одетого в синюю форму полицейского ярыжки, увидеть, как рыночная толпа поворотилась ко мне – глаза у всех злющие, а кулаки в полной готовности, – и различить хруст в голове, когда она встретилась с булыжником мостовой, поскольку некий здоровенный болван из тех, что всегда готовы совершить доброе дело, наскочил на меня, оголоушил и повалил на землю.

      Ничего этого не случилось бы, и у меня не нашлось бы истории, которую я могу вам рассказать.

      Однако это случилось. И история у меня есть. Вот она.

      2

      Сбили меня, вот что со мной сделали! Сбили, как гоголь-моголь, отколошматили. Случаются мгновения, когда твоя жизнь перестает принадлежать тебе и кто-то хватает тебя, объявляет своей добычей и заставляет идти туда, куда тебе вовсе не хочется. Я, получивший за четырнадцать лет изрядную долю таких несправедливых мгновений, мог бы это предвидеть. Однако, если звучит тот самый свисток и толпа поворачивается в твою сторону и наставляет на тебя гнусные гляделки, готовая обвинить, предать суду и привести приговор в исполнение, лучше сразу плюхнуться на колени и помолиться о возможности растаять в воздухе, выбраться из нее без расквашенного носа и подбитых глаз.

      – Отойдите! – крикнул кто-то. Понять, кто это, я не мог, поскольку был придавлен к земле тяжкими туловами четырех лавочников плюс женщиной из простонародья, которая уселась поверх нашей кучи-малы, визгливо хохотала и хлопала в ладоши так, точно за весь подходивший к концу год не видела лучшей потехи. – Отойдите! Вы же раздавите мальчика!

      Такое случалось не часто – чтобы кто-то брал сторону юного злодея навроде меня, – и я решил признательно покивать произнесшему эти слова, если, конечно, мне доведется снова увидеть свет дня. Зная, однако ж, какие унижения маячат на моих горизонтах, я удовлетворился возможностью провести несколько спокойных мгновений – со вдавленной в ноздри апельсиновой коркой, прижатым к губам подгнившим огрызком яблока и черт знает какой толстой задницей, которая успела сдружиться с моим правым ухом.

      Впрочем, довольно скоро в свалке тел, под которой я был погребен, забрезжил просвет, владельцы этих тел один за другим вставали, придавившая меня тяжесть понемногу уменьшалась, и черт знает какая задница сползла с моей головы. Я полежал еще немного, глядя вверх и пытаясь прикинуть варианты того, что меня ожидает, но тут ко мне опустилась обтянутая синей тканью рука, неучтиво сцапавшая меня за грудки.

      – Поднимайся, паренек, – сказал обладатель этой руки и поставил меня на ноги, и я, к стыду моему, малость пошатнулся, а все вокруг загоготали.

      – Он пьяный! – закричал кто-то. Гнусная клевета, я отродясь до ленча и капли в рот не брал.

      – Юный