Собрание сочинений. Том I. митрополит Антоний (Храповицкий)

ему местной церкви ее истинного Жениха-Христа, видит Христову домостроительную десницу, открывающуюся ему во всех явлениях, во всех слышащихся на исповеди признаниях. Может ли он не любить свою паству до самозабвения, до совершенного отказа находить себе счастье в чем-либо другом? Подобное обнаружение любви Божией находит почти современный нам христианский поэт (А. Толстой) даже в жизни природы, если созерцать ее очами отрешенности от мирских страстей и духовного единения с Господом.

      Меня, во мраке и пыли

      Досель влачившего оковы,

      Любови крылья вознесли

      В отчизну пламени и слова…

      И с горней выси я сошел,

      Проникнут весь ее лучами,

      И на волнующийся дол

      Взираю новыми очами.

      И слышу я, как разговор

      Везде немолчный раздается,

      Как сердце каменное гор

      С любовью в темных недрах бьется…

      Клубятся медленные тучи,

      И под древесною корой…

      С любовью в листья сок живой

      Струей подъемлется певучей.

      И вещим сердцем понял я,

      Что все рожденное от Слова,

      Лучи любви кругом лия,

      К Нему вернуться жаждет снова,

      И жизни каждая струя,

      Любви покорная закону,

      Стремится силой бытия

      Неудержимо к Божью лону.

      И всюду звук, и всюду свет,

      И всем мирам одно Начало

      И ничего в природе нет,

      Что бы любовью не дышало.

А. К. Толстой,«Меня во мраке и пыли-.» (1851 или 1852)

      В жизни человеческой не все дышит любовью, но все призывается Христом к любви. Это призвание отыскивает Его служитель во всех явлениях нравственной жизни паствы, созерцаемой с точки зрения ее идеала, – и он всецело отдается на служение последнему с восторженным увлечением первой любви духовной, благодатной.

      Кто еще не убедился подобными поэтическими изображениями первого энтузиазма духовного просветителя, тот пусть узнает еще более удивительное. Дело в том, что Господь облегчает тяжелый крест пастырства не только тем, что пробуждает пастырскую любовь с такою силою на первых шагах служения Церкви, но и пастве или слушателям влагает сначала и любовь, и доверие, и даже восторженное благоговение к Его служителю. Великие проповедники были такие святители, как Григорий Богослов, Иоанн Златоуст или Димитрий Ростовский, но едва ли не сильнейшим духовным восторгом проникнуты их слова при вступлении на паству. По содержанию этих слов видно, что и народ их встретил с восторгом, что он сразу усвоил их любвеобильное пастырское попечение. Да не тот же ли мгновенный восторг народа встретил первые слова проповеди самого Пастыреначальника и Его апостолов, в обоих случаях сменившийся впоследствии или ненавистью, или холодным равнодушием большинства? Не о первых ли по преимуществу порах проповеднического служения Господа говорится, что народ слушал Его с услаждением (см. Мк. 12, 37),