Стрелецкий бунт. Роман. Вера Гривина

деление России. Основание округов и уездов повлекло бы за собой значительное увеличение число епархий с нововведениями внутри них. Иоаким воспринял это, как попытку покуситься на церковное чиностроение, и приложил немало усилий, чтобы затеи государя остались на бумаге.

      – Нельзя сего допускать, – добавил патриарх.

      Нарышкин махнул рукой.

      – Не беспокойся, отче. Мой внук в твои дела нипочем не полезет. Он не особливо-то и благочестив. Царица Наталья жаловалась мне, что Петруша во время службы в храме…

      Вряд ли то, что он собирался рассказать понравилось бы патриарху, поэтому Матвеев поспешил прервать Кириллу Полиектовича:

      – Царевич Петр покуда мал и непоседлив. С летами он остепениться. Меня другое беспокоит: стрельцы, как я слыхал, недовольны отстранением царевича Ивана от власти. Волнуются стрелецкие слободы.

      – Нынче они волнуются, а завтра успокоятся, – уверенно сказал Нарышкин.

      Иоаким был того же мнения:

      – Стрельцы еще седмицу пошумят да и примолкнут. А ежели нет, то надобно будет наказать особливо рьяных смутьянов: кого-то казнить, кого-то высечь, кого-то подалее от Москвы сослать.

      – Негоже нам, боярам, боятся людей подлого звания, – заметил Кирилла Полиектович, выпятив свое толстое брюхо.

      А Артамон Сергеевич проворчал с брезгливой гримасой на лице:

      – Нельзя потворствовать черни! Чем слабее на подлых людишках узда, тем они более склонны к недовольству!

      – Верно! – поддержал его Кирилла Полиектович. – Надобно самых рьяных бунтовщиков повесить на стене Земляного города, чтобы остальные, глядючи на них, устрашились.

      – Чернь мы утихомирим, – уверенно заявил патриарх. – А среди бояр у нас почитай единомыслие.

      – Неужто никто не пытался вступиться за царевича Ивана? – осведомился Матвеев.

      – Кто вступится? – ухмыльнулся Нарышкин. – Бояре, даже ежели и недовольны, своего недовольства не выказывают, сам Иван робок, а среди его родни есть лишь один смельчак, да и тот – девица.

      – Ты про кого? – удивился Артамон Сергеевич.

      – Про царевну Софью Алексеевну. Ох, и люта она! Кабы у нее была сила, с нас пух и перья полетели бы. Но бодливой корове Бог рогов не дал. Не может девица, пущай и царевна, тягаться с нами.

      Матвеев устало вздохнул:

      – Надобно бы о делах потолковать, да утомился я в пути. Лета берут свое.

      – Чай, тебе пятьдесят осьмой годок пошел, – вставил Нарышкин. – Старик ты уже.

      – Я на два года тебя моложе, – напомнил ему Артамон Сергеевич.

      Патриарх поднялся.

      – Наши дела могут немного подождать. Ступайте оба отдыхать, а завтра утром, Артамон Сергеевич, я буду ждать тебя и князя Юрия Долгорукова.

      В выборе Иоакимом второго для себя собеседника не было ничего странного: старый князь Юрий Алексеевич Долгоруков все-таки был главой Стрелецкого приказа и, пожалуй, самым уважаемым из бояр. А вот то,