Мошки в янтаре. Скуй мне панцирь ледяной. Черный пепел, красный снег. Ключ. Рони Ротэр

ударить привычным приемом. Но пленитель в своем овчинном тулупе был слишком тяжел. Пальцы Будимоша нашарили на поясе южанки кошель.

      – Чтой-то есть. Мироч, возьми-ка.

      Старший принял кошель и, развязав, вытряхнул на ладонь содержимое вместе с оставшимися монетами.

      – О, да ты, деваха, прям самим Висьмирем нам послана, – усмехнулся он. Ссыпав все обратно в кошель, кинул его одному из спутников. – Ступай в село. В крайней хате старая Кыстяна живет, поесть-нито у ней прикупи. Да сторожко иди. Ежели споймают – об нас ни слова. Ино сам придушу, коли сотник не повесит.

      Проводив посланца взглядом, Мироч обернулся к мужикам.

      – Ну, браты, похирчуем. Будимош, а тебе чего больше хочется – курицу али бабу?

      Тати захохотали, усаживаясь у костра.

      – А я и от того, и от другого не откажусь, – подмигнул Будимош южанке.

      Он снял длинный опоясок, которым был подвязан тулуп, и скрутил Зараэль руки за спиной. Та покорно позволила это сделать, спрятав в кулаке кольцо магистра. Будимош усадил её у заслона, привязал свободный конец опояска к дереву. Зараэль исподлобья смотрела, как беглецы от мобилизации, сгрудившись у костра, уничтожают её припасы. Напрагая запястья, она пыталась ослабить путы. Но добротная ткань кушака была прочна, да и узел, завязанный Будимошем, был крепок. А тот, хрустя куриными костями, посверкивал темными глазами на Зараэль в предвкушении. Поняв, что так просто узел не ослабить, Зараэль надвинула кольцо на палец, и прикрыла глаза, отрешившись от всего остального. В глубине сапфира, послушная воле южанки, затеплилась слабая искорка. Сосредоточившись, Зараэль заставила её разгореться усилием всей своей воли, и, вывернув пальцы, направила тонкий лучик, исходящий из камня, на связанные запястья. Кожу на руках обожгло, опоясок задымился и лопнул. Путы опали с рук, и Зараэль, вскочив, бросилась прочь от костра, в сторону дороги и деревни за ней.

      – Стой! – раздались крики мужиков за спиной. – Стой, дурная! Сгибнешь одна!

      Но Зараэль бежала прочь, желая только одного – быть подальше от них. Восходящее солнце осветило её, медленно бредущую по дороге. До Мескины оставался день пути. Но следовало хоть немного отдохнуть после ночного побега. Издалека слышался лай собак – впереди была деревня. Со слов беглецов она поняла, что в Мескинской провинции мобилизация также идет полным ходом, и деревни полны ратников. Соваться туда не хотелось. Зараэль осмотрела пространство за дорогой, и, увидев невдалеке стога, побрела к ним. Разгребла наметенный у стога снег, глубоко зарылась в сено и заснула.

      Вечерняя Мескина встретила Зараэль той же суетой, которая царила в Вестроге – обозы, ополченцы, ратники. На неё, проходящую в городские ворота, никто не обратил внимания. Зараэль миновала пару кварталов, и присела отдохнуть на крыльце каменного дома. Она привалилась к опоре, поддерживающей балкон над крыльцом, прикрыла глазаю, задремывая. Тычок в плечо выдернул её из забытья.

      – Это моё место. Ищи себе