Пир во время чумы. Роман Булгар

все в миллионерах ходят. Ну и что? И скоро их разноцветные купоны из туалетной бумаги перещеголяли и итальянские лиры по количеству своих нулей. Без калькулятора их было просто не высчитать.

      Нашлись в стране умные люди, предложили ввести новые деньги – гривны. Отрезали, вычеркнули со всех ценников по пять нулей, и снова на рубль, то бишь, на гривну можно было что-то купить.

      – Чего стоим, мужчина? – скрипнуло из приоткрывшегося окошка.

      Нагнувшись, Малахов приветливо улыбнулся упорно борющейся с одолевающей ее зевотой безвкусно накрашенной девице и заказал себе сто пятьдесят грамм водки, полстаканчика минералки и хот-дог.

      Одним махом опрокинул Жека в себя противно попахивающую жидкость, страдальчески поморщился, запил и неторопливо зажевал.

      Как ни растягивал удовольствие, но с аппетитной сосиской в тесте он справился довольно быстро. Машинально глянул мужик на часы. До отправления поезда времени оставалось еще много. И дурные мысли зашевелились. Постоял он, посмотрел и махнул рукой. Заказал еще. Чтобы не мучиться раскаянием, прихватил бутылку водки.

      Развернулся Жека и двинул к вагону. Но, посмотрев на свое окно, он вернулся, попросил еще бутылочку «Пепси». Зачем он так поступил, Малахов и сам, вообще-то, не мог себе внятно объяснить. Ведь ясно, совершенно же ясно видно было, что его попутчица наотрез не хочет с ним общаться. Не хочет и все. И ничего тут не поделать.

      «Но ты сам на себя посмотри! И на кого же ты сейчас похож?» – внутренний голос без всякого стеснения расставил все по местам. Ясно, с ним теперь ни одна приличная женщина рядом не встанет, не то что еще и беседу с ним вести. Но ему и не нужно с ней беседовать. Просто хочется ему сделать этой женщине хоть что-то приятное.

      Все-таки очень она ему напоминает Сану. Он плохо помнит лицо той Саны. Но вот ее чудные глазки, наверное, уже на всю оставшуюся жизнь запечатлелись в его памяти. Как сильно он любил ее глаза.

      Даже жену он выбрал себе, чтобы ее глаза чем-то напоминали ему те, столь очаровавшие его, глаза. Глаза, глаза. Да, он все отдал бы за то, чтобы снова увидеть их. Да вот отдавать ему практически нечего.

      Дожил. Докатился. Допился до ручки, чего стыдливо скромничать и умалчивать. Надо прямо так и сказать, что допился до полной ручки. Жена не выдержала, ушла. Со службой сплошная неразбериха…

      Плавно откатилась дверь, и в проеме показался попутчик.

      – Это вам, – Малахов поставил небольшую красивую бутылочку на столик. – Угощайтесь, будь ласка…

      – Я же русским языком сказала вам, что мне ничего не надо, – Сана демонстративно отвернулась к стенке.

      В полумраке проглядывался ее страдальчески отрешенный силуэт, и попутчик, весело усмехнувшись, проявил настойчивость:

      – Да пейте вы, девушка, не стесняйтесь. Я давненько понял, что нет у вас с собой никакой воды. В питьевом бачке тоже сухо. Я проверил. Если не желаете умереть от жажды, глотните…

      – Спасибо, –