Пир во время чумы. Роман Булгар

глянула на него. – Я мать, а ты, Степа, ее отец. Если бы ты мне помогал, то мне не пришлось бы… – она обиженно прикусила губу.

      С грохотом Степан Андреевич оттолкнул в сторону табурет:

      – Я тебе, Людка, всегда помогал, пока ты не пошла по рукам. Ты скажи, кто в койке у тебя еще не побывал, кто не отметился?

      – А кто, Степа, в энтом виноват? Кто мне, глупенькой, головенку задурил? Кто несмышленую сладко за околицей целовал, кто елеем в ухо нашептывал? Забыл али, чего мне сам-то обещал? Во сколько лет я ее родила? – размазывая тушь по всему лицу, мать громко всхлипнула. – Мне едва семнадцать исполнилось. Школу закончила и родила. Сколько я позору натерпелась. И из-за нее я никуда не уехала, осталась здесь. А я тоже могла бы куда поступить. Сам помнишь, что училась я не хуже Оксанки. Ежели поразмыслить-то, то ты во всех моих бедах кругом виноватый! – женщина отошла от обрушившегося на нее натиска и в ответ наступала на мужчину. – Первопричиной всего-то был ты…

      Видать, этакой разговор пошел промеж них уже не впервой, и тут учитель обреченно взмахнул рукой, что толку барабанить впустую:

      – И ты сейчас хочешь все свое зло сорвать на родной дочке?

      Мотнув головой, мать перекрестилась:

      – Нет, конечно же, Степа. Да Бог с тобой. Дочь как-никак родная, своя кровинка. Обидно мне, что ты лихо со мной поступил.

      – Поздно, Людка, говорить. О том остается только сожалеть. Я тебя просил год всего меня подождать, а ты с Федькой слюбилась.

      Бросая на мужика косые взгляды, женщина ехидно прошипела:

      – Так я назло тебе, Степа, чтобы тебя подстегнуть, поторопить.

      – Вот и подстегнула, выходит, одна свою судьбу.

      – Степа, – зло фыркнула мать, – не любил ты меня вовсе, а так, сплошное баловство, что промеж нами случилось.

      Измерив всю комнатенку вдоль и поперек, учитель опустился на табурет, сжал кончиками пальцев виски, болезненно поморщился:

      – Любил… не любил. Да я тебя, Людка, до сих пор еще люблю.

      – Любишь, говоришь. А от жены своей все равно не ушел…

      – Ну, знаешь! – гость возмущенно качнул головой. – Я уже, было, ушел, даже заявление на развод мы подали. Но когда приехал к тебе, то оказалось, что место давно занято. И куда мне, скажи, надо было идти? Все, Людка, остановились. Речь не про то, а о дочке твоей.

      Теребя уголок платка, мать язвительно поправила его:

      – О нашей дочке. Ты, Степа, об этом-то не забывай.

      – Да, Люда, о нашей дочке. Не мешай ей учиться, не губи на корню ее судьбу. Дай ей выбиться в люди…

      Задумчиво царапнув затылок, мать хитренько прищурилась:

      – Хочешь, чтобы она пошла по твоим стопам?

      – Не думаю, что это лучший вариант, – он с сомнением покачал головой. – Мехмат она не потянет. С математикой у нее беда…

      Будто этого мать только и ждала, с еле скрываемым злорадством ткнула перед собой пальцем, назидательно потрясла им:

      – Нечего ей куды-то и соваться.