Нежные юноши (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд

ее справа или слева или приказать ей убраться с дороги! Но тень упрямо не желала двигаться, и, издав слабый крик, Луэлла села на стул в холле.

      – Я думала, что вы ушли, – взмолилась она – Я же просила вас уйти.

      – Скоро уйду, – ответил доктор Мун, – но я не хочу, чтобы вы совершили древнюю, как мир, ошибку.

      – Я не совершаю никакой ошибки – все ошибки я оставляю позади.

      – Вы пытаетесь оставить позади саму себя, но это невозможно. Чем дальше вы от себя убегаете, тем ближе приближаетесь к самой себе.

      – Но мне нужно бежать, – отчаянно возразила она. – Бежать из этого дома смерти и неудач!

      – У вас еще не было неудач. Они только начинаются.

      Она встала:

      – Дайте пройти.

      – Нет.

      Она опять сдалась, как и всегда, когда разговаривала с ним. Закрыла лицо руками и расплакалась.

      – Возвращайтесь в комнату и скажите сиделке, что идете на прогулку с мужем, – предложил он.

      – Я не могу.

      – Можете.

      Луэлла вновь взглянула на него и поняла, что повинуется. Решив, что ее воля теперь окончательно сломлена, она бросила чемодан и пошла обратно через холл.

V

      Природу странного влияния, которое оказывал на нее доктор Мун, Луэлла понять не могла. Но шли дни, и она обнаруживала, что делает многие вещи, которые раньше вызывали у нее отвращение. Она оставалась дома с Чарльзом; когда он совсем поправился, она иногда выходила с ним поужинать или в театр, но только если этого хотел он сам. Она стала ежедневно появляться на кухне и нехотя присматривать за хозяйством, поначалу из страха, что все опять пойдет прахом, а затем уже по привычке. И она чувствовала, что все это было каким-то образом связано с доктором Муном – что-то такое, что он все время рассказывал ей о жизни, или почти рассказывал, и в то же время скрывал, словно боялся, что она об этом узнает.

      Когда жизнь вновь вошла в обычную колею, она обнаружила, что Чарльз стал меньше нервничать. Его привычка тереть лицо исчезла, и, хотя ей казалось, что в мире поубавилось веселья и счастья, теперь ей иногда удавалось испытать настоящее умиротворение, о котором она раньше даже не подозревала.

      И вот однажды вечером доктор Мун неожиданно сказал, что уезжает.

      – Хотите сказать, навсегда? – спросила она, запаниковав.

      – Навсегда.

      Лишь мгновение она не была уверена, что сожалеет об этом.

      – Я больше вам не нужен, – тихо произнес он. – Вы вряд ли это поймете, но вы повзрослели.

      Он подошел поближе и, сев на диван рядом с ней, взял ее за руку. Луэлла сидела молча, напряженно прислушиваясь.

      – Мы всегда договариваемся с детьми, что они сидят в зале тихо и не мешают разыгрывать пьесу, – сказал он, – но если они так и остаются в зале после того, как выросли, кому-то приходится работать вдвойне – еще и за них, – чтобы они получили удовольствие от света и блеска нашего мира.

      – Но я хочу света и блеска, – возразила она. – Это все, что может предложить жизнь. Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть, чтобы все вокруг было живым и теплым.

      – А