Нежные юноши (сборник). Френсис Скотт Фицджеральд

стад и, как фон, низкий нарастающий стук колес проходящего в шесть пятнадцать транзитного, шедшего в Монтану и дальше, к зеленому побережью. Когда холодная капля упала с полотенца ему на руку, он резко поднял голову – до него донесся слабый звук с кухни внизу.

      Он торопливо вытер бритву, накинул на плечи спущенные подтяжки и прислушался. На кухне кто-то ходил, шаги были легкими, поэтому он был уверен, что это не жена. С приоткрытым ртом он быстро сбежал по лестнице и открыл кухонную дверь.

      У раковины, одной рукой держась за все еще капающий кран, а второй рукой держа полный стакан воды, стоял сын. Красивые глаза мальчика, в которых читались испуг и стыд, еще тяжелые ото сна, встретились с глазами отца. Он был бос, рукава и штаны пижамы были подвернуты.

      На мгновение оба молча замерли – брови Карла Миллера опустились, а брови сына поднялись, будто пытаясь уравновесить крайности переполнявших их обоих чувств. Затем щеточка родительских усов зловеще опустилась, прикрыв рот; он окинул быстрым взглядом окружающую обстановку, чтобы убедиться, все ли стоит на своих местах.

      Кухня была украшена солнечными лучами, бившими по кастрюлям и делавшими гладкие доски пола и столешниц желтыми и чистыми, словно пшеница в поле. Здесь был центр дома, здесь горел очаг; как русские матрешки, стояли друг в друге кастрюли, и весь день на высокой пастельной ноте посвистывал пар. Ничего не было сдвинуто, ничто не тронуто – только кран, с которого в раковину все еще медленно падали блестящие капли воды.

      – Что ты делаешь?

      – Ужасно захотелось пить, я подумал, что надо сходить вниз и налить…

      – Разве ты сегодня не должен причащаться?

      На лице сына появилось выражение сильнейшего изумления.

      – Совсем позабыл.

      – Ты пил воду?

      Едва с его губ сорвалось слово, как Рудольф понял, что ответ был неверный, но негодующий взгляд выцветших, блеклых глаз заставил его сказать правду до того, как смогла вмешаться его воля. Еще он понял, что не надо было ему спускаться вниз; стремясь к правдоподобию, он решил оставить у раковины в качестве улики влажный стакан; излишняя правдивость воображения его и подвела.

      – Выливай воду! – скомандовал отец.

      Рудольф в отчаянии перевернул стакан.

      – Да что с тобой такое, а? – раздраженно спросил Миллер.

      – Ничего.

      – Ты вчера исповедался?

      – Да.

      – Тогда зачем ты решил пить воду?

      – Не знаю, я позабыл…

      – А может, тебе кажется, что твоя жажда гораздо важнее твоей веры?

      – Я забыл. – Рудольф почувствовал, что сейчас расплачется.

      – Это не ответ.

      – Ну, так получилось.

      – Берегись! – Отец перешел на повышенный инквизиторский тон. – Если уж ты так забывчив, что забываешь о своей вере, придется принимать меры.

      Последовавшую паузу заполнил Рудольф:

      – Я не забываю!

      – Сначала