Вне правил. Джон Гришэм

судья.

      Я излагаю свою версию, рассказывая, как все было в действительности, не приукрасив ее ни единым словом. Я особо отмечаю, что никогда не был с ней знаком, ничего о ней не знаю – да и откуда? – что она сама намеренно меня разыскала, затеяла разговор, а затем тут же помчалась в Майлоу, чтобы покрасоваться на суде. Иногда, чтобы осудить убийцу, подключаются все, кому не лень.

      Я тоже перехожу на крик:

      – Она говорит, что это я инициировал контакт? Каким образом? Я не знаю эту женщину. Она знает меня, потому что была в зале суда и следила за процессом. Она могла меня узнать. А как я мог узнать ее? Что тут неясного?

      На самом деле ничего неясного тут нет, но Гувер и Кауфман непоколебимы. Они убеждены, что им наконец-то удалось меня прищучить. Их ненависть ко мне и к моему клиенту настолько сильна, что помрачает рассудок.

      Я не успокаиваюсь:

      – Она все врет, понятно? Она все заранее продумала. Случайно встретилась со мной, затеяла разговор, потом подготовила письменное заявление под присягой, скорее всего, у вас в конторе, Гувер, и она врет! Это лжесвидетельство и неуважение к суду. Сделайте что-нибудь, судья!

      – Я не нуждаюсь в том, чтобы мне указывали…

      – Да ладно. Хоть раз оторвите свою задницу от кресла и сделайте то, что должны.

      – Послушайте, мистер Радд, – говорит он, багровея и едва сдерживаясь, чтобы не ударить меня.

      Теперь я хочу добиться признания судебного разбирательства неправильным из-за нарушения закона. Я хочу спровоцировать их на совершение какой-нибудь очевидной глупости.

      – Я требую слушания. Удалите жюри из зала, вызовите эту молодую леди для дачи показаний и позвольте мне подвергнуть ее перекрестному допросу. Она хочет принять участие в суде, так пусть примет. А ее мать явно пристрастна, поэтому я требую убрать ее из жюри присяжных.

      – Что вы ей сказали? – спрашивает судья.

      – Я только что передал вам все слово в слово. Я сказал ей то же самое, что скажу в лицо любому: ваше дело построено исключительно на показаниях кучки лжецов и никаких заслуживающих доверия доказательств у вас нет. Точка!

      – Вы спятили! – говорит Гувер.

      – Я требую слушания! – Я уже не сдерживаюсь и ору во весь голос. – Я требую убрать эту женщину из жюри и не буду участвовать в процессе, пока ее не уберут.

      – Вы мне угрожаете? – спрашивает Кауфман, видя, что ситуация стремительно выходит из-под контроля.

      – Нет, сэр. Я предупреждаю. Я отказываюсь продолжать процесс.

      – Тогда я отправлю вас за решетку за неуважение к суду.

      – Я там уже был. Сделайте это, и у нас на руках будет судебное разбирательство с нарушением закона. Мы сможем начать все сначала через шесть месяцев и повторить этот праздник души.

      Они не знают наверняка, действительно ли меня заключали под стражу, но готовы в это поверить. Отчаянные адвокаты вроде меня постоянно балансируют на грани нарушения этических норм. Для них заключение под стражу сродни награде за доблесть. Если я решил вывести судью из себя или унизить его,