Дневник maccolit'a. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.. Александр Житинский

я закатывался туда с пиш. машинкой на несколько дней, растапливал печь и сочинял что-нибудь, попивая портвейн.

      Компания приняла мое предложение с восторгом, включая Ирину. Чулаки молчал. Я тут же купил вина, и мы дружной гурьбой двинулись к выходу. А Финляндский вокзал рядом – через Литейный мост.

      Однако силы наши стали таять по мере приближения к мосту и вышло так, что на мост мы вступили в полном молчании втроем – Миша, Ирина и я. Никто не хотел уступать.

      Было уже к полуночи. Последняя электричка.

      Мы дошли до вокзала, купили билеты, понимая, что игра заходит слишком далеко. И тем не менее мы вышли на перрон и подошли к поезду.

      И только тут Чулаки совершенно холодно и бесстрастно произнес:

      – Ну, всего хорошего, господа! Желаю удачи.

      Повернулся и пошел назад.

      А мы с Ириной поехали в Комарово.

      Я не знаю, чего ему это стоило.

      Об этой ночи я распространяться не буду. Она состояла в основном в том, что мы, утопая в сугробах, воровали дрова с соседских участков и пытались прогреть промерзший дом.

      Романа у нас с Ириной не возникло, скорее это можно было назвать расширенным знакомством, но друзьями мы остались на всю жизнь.

      Тем не менее я не стал Мишиным врагом. Мы никогда в дальнейшем не вспоминали об этом случае, хотя оба помнили.

      Мне всегда было совестно перед ним за свою аморальность. Он был немым укором, но укором благородным. Он не прощал, но и не возмущался.

      Примерно в те же годы произошел еще один случай, который запомнился.

      Я в ту пору был влюблен в одну прекрасную девушку. Но нам совершенно негде было встречаться. И вот однажды, сидя в том же кафе Дома писателя и выпивая то же вино, мы с ней напряженно и горько размышляли – к кому бы можно поехать в гости и типа переночевать.

      И я позвонил Мише. Более идиотского поступка не придумать.

      – Хорошо. Приезжайте, – сказал Чулаки, как всегда, бесстрастно.

      Мы опять же запаслись вином и приехали к Мише на улицу Рубинштейна, к матушке и кошкам. Там расположились за столиком и стали пить это вино (Миша пил чай), а потом стало слишком поздно, чтобы уезжать, и я попросил Мишу: а нельзя ли переночевать?

      Миша пожал плечами и сказал: можно.

      После этого он пошел в соседнюю комнату и принес раскладушку с тощим матрасом. Разложил и расстелил. Затем принес раскладную ширму, которой отгородил раскладушку от остальной комнаты.

      Я с некоторой тревогой наблюдал за его действиями.

      – Ложись, – указал он на раскладушку.

      – А… – промолвил я.

      – А Таня ляжет на диване, – сказал Чулаки.

      Совершенно убитый Мишиной раскладкой, я повалился на раскладушку. А Таня, тоже потрясенная, устроилась на разложенном диване-кровати.

      После чего Чулаки, не раздеваясь, улегся с нею рядом, с краю, образовав естественный шлагбаум между мной и ею.

      И заснул. Во всяком случае, закрыл глаза.

      Я не знаю, почему он так сделал. То ли не мог предположить, чем мы