Теория описавшегося мальчика. Дмитрий Липскеров

опять страдает, мучается неизвестной ему самому тяготой.

      – Сегодня? – спросила она.

      Он кивнул.

      Она нервно попыталась соединиться с ним в одно тело, запустила под воду горячую руку, но он отстранил ее пальцы нежно и улыбнулся ласково.

      – Прости, – сказал.

      – Уверен?

      – Да.

      – Сейчас? – она затряслась всем телом. – Всегда сложно приготовиться… Страшно…

      – Все скоро будет по-прежнему…

      – Это точно?

      – Да, любимая.

      – А твоя антиматерия?

      – Я разберусь.

      Он встал в ванне во весь рост, почти коснулся нечесаной башкой потолка. Шагнул на плиточный пол. Она вытерла его чистым полотенцем, прижимаясь щекой к каменному животу, затем вернулась в воду, переступив через бортик, осторожно, как в кипяток, вошла – и вновь ощутила запах родного бульона. Легла в воду, словно в мертвое море опустилась. И смотрела на Ивана снизу вверх, и было страшно ей. Еще десять минут назад его родное лицо сейчас оборотилось бледным и чужим. Взгляд Ивана в последние минуты не принадлежал этому миру, ноздри раздуло, словно бычьи перед последним, смертельным ударом измученной скотины.

      – Не тяни! – попросила она.

      – Да…

      Он наклонился над ней, держащейся на самой поверхности воды – легкой, словно из цветка сделанной, и протянул руку к ее лицу.

      – Какая я буду? Вдруг ужасная?

      Он промолчал, занес тяжелую ладонь над ее лицом и указательным пальцем слегка надавил Настеньке на лоб.

      Она не закрывала глаз, даже когда ее лицо полностью скрылось под водой. Казалось, она пытается сохранить в памяти Иванов лик. Лишь из носика два пузырька выскочили да понеслись к поверхности, перемешавшись с атмосферой.

      А потом он открыл в ванне затычку. Вода потекла в отверстие, и звук ее течения был песней утекающей жизни.

      Чем меньше оставалось в ванне воды, тем миниатюрней становилось Настино тело. Казалось, косточки ее скелета истончаются и укорачиваются. Лишь глаза не мигая продолжали держаться за Иваново лицо… Через какое-то время тело девушки напоминало совсем детскую фигуру; после ускорения потока Настенькина видимая сущность истончилась, как эмульсионный слой фотографии, задрожала нестойкими красками, а затем смешалась в одноцветье и стремительно стекла с остатками воды в сточное отверстие.

      До рассвета Иван проплакал, а потом позвонил в справочную и поинтересовался, где возможно арендовать оборудование для подводного плавания. Затем он соединился с Милой Прохоровной, директором девятнадцатой школы, и попросился в отгулы.

      – Да знаю я, милый. Знаю, что с тобой приключилось! Уж какую я выволочку своему Айвазяну устроила, пусть и генерал! А я дома – маршал! Генералиссимус!!! Плевать я хотела на весь генералитет сраный! Прости за ненорматив! На месяц нард лишила его! Ишь, сыну Диогена Ласкина не помог! Вот урод старый! Когда у него жопа в семьдесят девятом на куски разрывалась, Диоген его