Из пережитого. 4-е издание. Юрий Кириллович Толстой

даже,

      Неторопливо нюхая табак,

      О нас урок истории расскажет.

      Не веря, будут слушать школяры

      Про странности эпохи незнакомой,

      Про нашу жизнь, и нищие пиры,

      И горький хлеб, замешанный соломой.

      Про то, как был тревожен каждый день,

      И по ночам в окно хлестало пламя,

      И с цветом трупов схожая сирень

      Цвела двойными страшными цветами,

      Как на тяжелых жутких поездах

      Чума и тиф вершили злое дело,

      И как для них привычная Звезда

      Над нашим небом в первый раз зардела,

      Как горяча была у нас любовь

      И как в плодах и овощах смиренных

      Вкушали мы запекшуюся кровь

      Вчера живых, сегодня убиенных.

      Так взвесится на правильных весах

      Все то, за что мы гибли в лютом споре,

      И в этих самых, может быть, стихах

      Найдет печать высокого историк

      И ученик расплачется его

      …… расплатой²¹,

      Забывшего рожденья моего

      И гибели торжественные даты.

      Уже после войны в «Литгазете» была воспроизведена мраморная доска с именами московских писателей, погибших в Отечественную войну. В их числе имя Саши Маслова, погибшего под Москвой в 1941 году. Так что Саша, называя тот срок, который ему отпущен, ошибся всего на один год. Не без гордости Саша говорил о том, что о его «Оде грядущему» в одном из своих выступлений одобрительно отзывался Луначарский. О пребывании Саши на фронте сравнительно недавно рассказывалось в мемуарных заметках, опубликованных в «Новом мире». Маслов-Миних был первым переводчиком стихов Мусы Джалиля на русский язык²².

      Вскоре Саша перебрался в Москву. В один из своих наездов в Ленинград он вновь побывал на Кирочной и посвятил моей тете следующее стихотворение:

      Выросшей Ирэн! А. Миних.

      14/XI 1927 г. Санкт-Петербург

      Сквозь дымок запретной папиросы

      Здесь, в тиши уютных этих стен,

      Мне цвели твои тугие косы,

      Девочка веселая Ирэн.

      И когда домой я шел, вздыхая,

      Думал я, хоть снег мне бил в глаза, —

      Кирочная – улица такая,

      Где живут большие чудеса.

      Дни прошли. Меня в шальную вьюгу

      На три года замела Москва,

      Хоть к тебе, как к девочке, как к другу,

      Все тянулись мысли и слова.

      Дни все шли в трудах и донжуанстве,

      Но разлуки боль всегда остра,

      И к себе меня из дальних странствий

      Вновь призвал великий град Петра.

      Кирочная дремлет в полусвете…

      Та ли Ира предо мной стоит

      Звонкой и стремительной, как ветер,

      Стройной, как серебряный