Ледобой. Круг. Азамат Козаев

будто ложится на рану последний шов. Много ли дел я закончила в жизни? Сколько раз просыпалась раньше солнца и бежала что-то доделывать? Может быть, построила что-то? Нет. Изваяла из глины полезную для хозяйства вещь? Тоже нет. Сшила себе девчачью обновку? Ну хоть что-нибудь?!

      «Выучилась махать мечом», – прошептала сама себе. До совершенства, конечно, еще далеко, но все-таки. Больше не стану хранить нашу тайну, но расскажу об этом только Безроду. Он узнает, почему я стала воем и отчего сложилось именно так. Отец не обидится. Сивый должен знать обо мне все, он имеет на это право…

      Подхватила тряпку и умчалась на поляну в рассветных сумерках обметать каменного воя от грязи. Вот мое дело! Сама задумала, сама исполнила. Чувствовала себя так, словно в пустую шкатулку для драгоценностей положила огромный сверкающий камень, прозрачный аж до голубизны.

      – Ну же… Ну же… – подгоняла себя. – Давай!

      Подсохшая земля отваливалась кусками, что сразу не отставало, ковыряла палкой. Потом сунула тряпку в котелок с водой и, не выжимая, провела по глыбе, точнехонько по рубахе каменного воя. С трепетом ждала, серый или красный.

      – Красный! – закрыла рот руками и завыла от облегчения. – Красный!

      Плеснула из котелка и отчаянно заработала тряпкой. Пять раз бегала на ручей, и к рассвету весь памятник влажно блестел на утреннем солнце, а рубаха изваяния пламенела так ярко, что было видно с дороги. Кусок льна истерла в дыры, и ни крупинки красного на тряпке не осталось.

      Протирая глаза, из палатки выбрался Тычок. Зевал, чесался и, едва углядев меня, припустил на поляну, смешно взбрыкивая ногами.

      – Ну что? Красное?

      Может быть, еще не проснулся, не разглядел ярко-алую рубаху? А может быть, от быстрого бега в старческих глазах расплылись разноцветные круги?

      – Красная рубаха, Тычок. Ярко-красная!

      Старик проморгался, прищурился, вытянул шейку и едва не носом ткнулся в изваяние.

      – Красная! – изумленно прошептал егоз. – Ни пятнышка черного! Чем красила?

      – Догадайся.

      Старик посмотрел на меня и вдруг попятился.

      – Не может быть!

      – Может, – кивнула и показала затянутую тряпицей руку.

      – Не смоется и не сотрется! – убежденно закивал Тычок.

      – Ровно в камень въелось.

      – Услышали боги.

      Солнце бросило первые лучи в просвет древесных крон, и багровая рубаха вспыхнула.

      – Ты погоди, а я сейчас!

      Старика будто в зад укололи. Подбежал к палатке, нырнул внутрь и через какое-то время появился. За рукав тащил Безрода. Гарька шла сама.

      – Гляди, что мы сделали!

      Сивый встал перед изваянием, долго смотрел на каменного воя, и готова поклясться чем угодно – синие глаза подернуло какой-то странной пеленой, которая скрыла меня, Тычка и Гарьку; не было никого из нас, а поляну, залитую кровью, заполонили люди, повозки и окровавленные тела.

      – Хорошо ведь? – не унимался Тычок.

      Сивый перевел взгляд на