Внешняя политика России в условиях глобальной неопределенности. Монография. Коллектив авторов

подорвать значимость этого одного из важнейших, «первичных» в терминологии английской школы, институтов (primary institutions)[54], и избежать предсказанного рядом авторов в конце XX в. грядущего длительного периода Нового средневековья будет отнюдь непросто. Неслучайно поэтому термин «ограниченный суверенитет» пока не получил широкого признания даже на Западе. Отсюда огромное количество эвфемизмов типа «многослойный» (layered)[55], «дисагрегированный» (disaggregated), «мягкий» (softened) и тому подобный суверенитет[56].

      Новые трактовки и высокая эластичность в интерпретации понятия суверенитет были во многом связаны со спецификой ситуации в международных отношениях конца XX – начала XXI века.

      Однополярность и новый мировой порядок

      Период после окончания холодной войны обладал рядом специфических черт. Прежде всего, на протяжении почти двух десятилетий никем не оспаривалось глобальное лидерство США (большое число аналитиков и экспертов открыто говорили об американской гегемонии, о «гипердержаве» и т. д.). Совокупная мощь США действительно впечатляла. На них приходилось более 20 % мирового ВВП, почти половина мировых военных расходов. Соединенные Штаты оставались мировым инновационным центром и глобальным технологическим лидером. Попытки закрепления американского доминирования в мировых политических и экономических процессах, в принятии ключевых решений глобального масштаба рассматривались в этом контексте как обоснованные, а американское политическое лидерство – как de facto вполне легитимное.

      Еще в ходе биполярного противостояния США приняли активное участие в создании системы международных норм, которая служила бы их интересам и поддерживала и развивала продвигаемые ими ценности.

      К моменту падения Берлинской стены США добились невероятного успеха в легитимации и институционализации собственных притязаний на власть и влияние – прежде всего за счет подтверждения жизнеспособности собственной модели политической и экономической организации. Поддерживаемую США либеральную модель (Вашингтонский консенсус), включавшую свободную рыночную экономику и развитие демократических институтов. Либеральная идеология стала настолько доминирующей (причем доминирующей по почти всеобщему признанию), что в пору было вести речь о «конце истории».

      В контексте торжества либеральной идеологической парадигмы утверждалось как аксиома, что либерализация необходима для обеспечения всеобщего мира и безопасности и может быть достигнута в самых разных странах мира. Также как аксиома утверждалось, что нелиберальные государства в большей мере склонны проявлять агрессию и пытаться наращивать военную мощь. Либеральные же режимы, напротив, более миролюбивы. Соответственно, уровень угрозы в международных отношениях зависит от соотношения либеральных и нелиберальных режимов. В этом контексте смена режима, демократизация

54

См. об этом: Wendt A. Social Theory of International Politics. Cambridge: Cambridge University Press, 1999; Buzan B. From international to World Society? English school theory and the social structure of globalization. Cambridge: Cambridge University Press, 2004 и др.

55

См.: Buzan В. and Little R. International Systems in World History. Remaking the Study of Inter-national Relations. Oxford: Oxford University Press, 2000.

56

Ungovemed Spaces: Alternatives to State Authority in an Era of Softened Sovereignty. Ed. by A.Clunan and H.Trinkunas. Stanford (Ca.): Stanford University Press, 2010; Walled States, Waning Sovereignty. New York: Zone Books, 2010.