Рассечение Стоуна. Абрахам Вергезе

произошло слишком быстро. Мы…

      – Замолкни, Стоун. Пусть один из вас даст мне четкий ответ. Остальные помалкивают. Давление какое?

      – Около шестидесяти.

      – Где кровь? Вы глухонемые? Отвечайте!

      У больницы не было своего банка крови, так, пинта-другая в холодильнике, если больному повезет. Семьи пациентов не торопились сдавать кровь. Хема однажды накинулась на одного супруга, чтобы сдал для жены кровь, и тот отказался.

      – Уж она бы наверняка отдала вам свою кровь, случись что, – упрекнула его Хема.

      – Вы не знаете моей жены. Она ждет не дождется, когда я помру, чтобы заграбастать мое имущество и моих коров, – ответил муж.

      Время от времени Хема, Гхош и матушка сами сдавали кровь и убедили кое-кого из медсестер последовать их примеру. По меньшей мере раз в год Гхош садился в машину и объезжал членов своей команды по крикету с той же целью.

      – Никто так и не подумал про кровь? – кипятилась Хема. – Всем, кто не занят, пойти и сдать. Она – наш товарищ, черт побери! Быстрее! Нет, Стоун, только не ты. Не снимай перчаток. Постарайся принести пользу. Какая частота сердечных сокращений?

      Стажерка уткнулась в медицинскую карту, не смея поднять глаз. Мысль о том, что придется сдавать кровь, перепугала ее. К тому же она прекрасно знала, что частоту сердечных сокращений плода никто не слушал, все занимались исключительно роженицей. Стажерка перечеркнула заголовок «Показано кесарево сечение», чувствуя, что матушка-распорядительница этого не одобрит. Облегчения не приносил и вид доктора Стоуна, который сжался, опустив голову. Так нашкодивший пес инстинктом чует, что надо бежать прочь, но знает, что стоит пошевелиться – и на тебя обрушится наказание.

      – Давление?

      – Не могу найти…

      – Неважно, вливайте кровь, плесните йода, живо!

      Она сорвала крышку со стерильной кюветы, схватила скальпель – не до стерильности теперь – и произвела вертикальный разрез ниже пупка. Происходящее никак не укладывалось у Хемы в голове.

      Вот сейчас Мэри сядет и запротестует, казалось ей.

      Раздался шорох, она обернулась и успела увидеть, как матушка-распорядительница оседает на пол.

      Глава восьмая. Люди миссии

      – Спаси и сохрани, – вымолвила матушка, едва очнулась.

      Обморок ее не длился и пяти секунд, никто и с места сдвинуться не успел. Стажерка подскочила, чтобы помочь ей встать. Несмотря на протесты Хемы, матушка вцепилась в табурет анестезиолога:

      – Я остаюсь здесь!

      Времени на споры не было.

      Матушка склонилась над Мэри, принялась рассматривать пальцы на ее руке, в которую наконец переливали кровь. Матушке не хотелось глядеть на то, что делают доктора, на их красные перчатки, мелькающие под животом больной. Голова у нее кружилась.

      Пока матушка трясущимися руками растирала Мэри пальцы, у нее сами собой вырвались слова:

      – Инструменты Господа.

      У сестры Мэри Джозеф Прейз были изящно вылепленные пальцы, тонкие и нежные. Даже безжизненные, они