Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам. Эдуард Филатьев

шляпе и, пока он нагибался, я обошёл его. Потом он вновь нагнал меня, но уже перегнать у него дыхания не нашлось.

      Кто же выиграл?

      Решили разыграть в орёл-решку. Но дело было не в том. Оказалось, что во время хода я, очевидно, уже слишком расстилаясь и маша отчаянно руками, уронил часы – ремешок, что ли, расстегнулся.

      Маяковский осмотрел меня сочувственно и предложил проделать обратный маршрут в поисках – за часами. Вернулись, но часов не нашли.

      Тогда Владимир Владимирович предложил ещё раз шагать на спор.

      – Вам теперь легче, ведь вы теперь без часов!

      Я рассердился и отказался от дурацкого, на мой взгляд, повтора.

      Мы сели в подоспевший поезд, и Маяковский потешался надо мною:

      – Почему вы не пошли ещё раз? Ведь время потеряно всё равно!

      Или, вынимая свои часы и невинно поднося их к уху, напевал:

      – Часы идут, часы летят, часы бегут, часы лежат.

      Я старался придать себе беззаботный вид, хотя мне было жаль часов.

      Когда мы вернулись в город, дня через два, Маяковский, встретясь со мной, обратился ко мне:

      – Вот, Колядка, я ведь нашёл ваши часы!

      Я не поверил, что это те же самые, хотя и мои потерянные были новенькие. Но он запомнил форму и фасон!»

      Поэт Пётр Незнамов, работавший в это время в издательстве «Круг», оставил воспоминания об этом издательстве, в которое, по его словам, со всей страны съезжались литераторы всех мастей:

      «Из Петрограда наезжали «Серапионовы братья». Приходили какие-то волжане с вещевыми мешками за спиной. Маяковский называл их «пайконосы».

      Когда приходил Маяковский, в комнате сразу становилось тесно от него самого, от громады его голоса, от безаппеляционности его принципиальных заявлений. Он с Асеевым отстаивал «непривычные» обложки Родченко».

      «Непривычность» обложки, сделанной для книжки «Маяковский издевается», заключалась в том, что она в корне отличалась от тех, что делал признанный мэтр оформительского дела Юрий Анненков. Пётр Незнамов писал, что…

      «…обложка была остроумная и яркая, простотой конструкции побившая всю тогдашнюю юриеанненковскую практику в этой области».

      А вот воспоминания художника-карикатуриста Бориса Ефимова. Его брат, журналист Михаил Кольцов, был тогда редактором журнала «Огонёк». В крохотное помещение редакции, помещавшейся в Козицком переулке, как-то пришёл Маяковский:

      «Поэт по-хозяйски перебирает лежащие на столе рукописи, берёт один из моих рисунков.

      – Ваш?

      – Мой, Владим Владимыч.

      – Плохо.

      Я недоверчиво улыбаюсь. Не потому, что убеждён в высоком качестве своей работы, а уж очень как-то непривычно слушать такое прямое и безапелляционное высказывание. Ведь обычно принято, если не нравится, промолчать или промямлить что-нибудь маловразумительное.

      Маяковский протягивает огромную руку за другим рисунком. Я слежу за ним уже с некоторой