Рецензистика. Том 2. Алексей Ивин

к сведению наших господ патриотов – русским оружием (как и 120 лет спустя). В отличие от романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы», здесь поступки героев направляет их мать, а не отец, отношения родичей попригляднее, но детективная интрига также присутствует. Но фон, колорит, обрамление этих двух романов поразительно разнятся: у семейно-бытового романа Достоевского театрализованный задник, декорации – это Бог и попы, у романа Йокаи – национально-освободительное движение и соответственная тональность, светлая, героическая, романтическая. Общее, пожалуй, то, что на романистов отчетливо повлиял могучий гений Виктора Гюго, но Мор Йокаи воспринял не морализаторство и сострадательность, как Достоевский, а свободолюбивый пафос и романтические котурны, да еще, пожалуй, некоторые композиционные приемы.

      Хотя между ними тоже не без разбирательств, братья любят друг друга, а младший даже жертвует жизнью, но М. Йокаи не впал в аналитически-мазохистский тон, не стал жевать чувства и проповедовать раскаяние и всепрощение: сюжет движется свободно, без напряга, через поступки (не через разговоры). Замечательны картины венгерского народно-освободительного восстания против австрийского владычества, военные сцены передвижений и сражений повстанческой армии, а осада и штурм крепости в Буде – это как «93 год» В. Гюго, Лантенак и доблестные защитники замка. Это в похвалу, не в упрек венгерскому прозаику, у которого драматизм и комизм – художественные приемы и эмоциональный движитель.

      Перевод А. Гершковичем первой части романа мне показался несколько более художественным. И вот еще что позабавило. Как видно, не только у Дюма-пэра растет развесистая клюква, едва речь заходит о России. По сути, Россия для Европы – такая же экзотика, как для нас Бразилия. Русским из этого и следует исходить, а не обижаться. Многие европейские авторы тотчас попадаются на удочку стереотипов и небывальщин, перенятых подчас у наших же авторов – Пушкина, Лермонтова, Толстого: страшные морозы, ярые казаки, бураны, медведи на улицах городов, вызолоченные дворцы. Забавно читать, как старший Барадлаи, Эден, с товарищем зимой удирают в кибитке от разбойников, как после разбойников и жестокого бурана на них нападают волки – тысячная стая! – как друзья спасаются от них по замерзшему Днепру на коньках (!, 1831 год), как один проваливается в полынью, оставленную рыбаками, а другой его оттуда вытаскивает. И в петербургских сценах, и в этой, с волками, которые преследуют конькобежцев по льду, а то еще и речные изгибы срезают, чтоб уж наверняка доконать, немало забавных преувеличений, зато как романтизирована мужская дружба и взаимовыручка! Понимаешь, что это всего лишь прием, зато как обновляется взгляд на наши же реальности!

      Превосходны все сцены с говоруном, вруном, трусом и авантюристом Зебулоном Таллероши. Герои попадают в самые невероятные приключения, но к концу романа перестают выходить сухими из воды, а некоторые гибнут.

      Отличное чтение, друзья,