Судьба карает безответных, или Враки. Валерий Роот

трепетным крылом. Почему? Почему?

      Чайкой в полете печальном —

      Мысль моя вслед за волнами,

      Под небесными всеми ветрами,

      Вслед за приливом наклон намечая, —

      Чайка в полете печальном.

      От солнца хмелея,

      От свободы полной,

      Она инстинктивно стремится сквозь эту безбрежность волн.

      Летний бриз вольный

      На потоке, что алеет,

      Качает ее нежно в полусне, стающем все милее.

      Иногда она кричит так грустно,

      Что тревожит дальний летчика полет,

      И ныряет, и по воле вод плывет,

      И крылом совсем уставшим безыскусно

      Вверх взмывает, и кричит так грустно!

      Я не знаю, почему

      Душа моя в своем горе

      Крылом бьет беспокойным и стремительным и реет над морем.

      У самых волн, на просторе,

      Все родное сердцу моему

      Моя любовь лелеет трепетным крылом. Почему? Почему?

(П. Верлен)

      Не во время ли жизни сына в училище, в период отсутствия его в доме, в душе матери происходило его отторжение, совершалось окончательное духовное отчуждение между ними? Во всяком случае, когда он приходил домой в увольнение, он не чувствовал там радостной атмосферы, праздника, особой близости в отношениях, которые он, направляясь туда, ожидал, а иногда очень хотел бы встретить. Позднее, в старших классах школы, Чужой однажды впервые четко, осознанно ощутил глухое непонимание, духовную слепоту и отчужденность матери. Младшего брата он сейчас, ретроспективно, почти совсем не видит в те короткие посещения: брат выглядел инертным, несколько заторможенным. Единственным красочным пятном дома зрится цветастая, красного оттенка рубаха двоюродного брата-стиляги. Стиляга – совсем не в ругательном значении, просто та мода одеваться и держаться на удивление гармонировала с его индивидуальностью и внешностью. Ему можно было бы оставаться стилягой даже стариком. Его штиблетом на толстенной подошве, слетевшим с ноги, один раз невесть с чего надумалось Чужому перебрасываться, поиграть около ворот с младшим братом. А двоюродному, молодому пареньку-старшекласснику, в тот день пришлось чуть похромать по улице без одного штиблета, неловко переваливаясь вслед за двумя мальчишками, дразнившими его. Кажется, он обиделся… Могут спросить: неужели не было хороших, приятных сторон или эпизодов в их семье тогда или раньше? Были немного, наверное, но ведь не запомнились, а это ли не лучшее доказательство их призрачности, эфемерности, нехарактерности для семьи? Известно, мы помним только лучшее о прошлом. Вот послушайте, несмотря на то, что темы разные:

      В старом парке, холодном, заброшенном,

      Проходили две тени из прошлого.

      Их губы бесплотны и мертвы глаза,

      И еле слышные звучат их голоса.

      В старом парке, холодном, заброшенном,

      Две души мечтали о прошлом.

      – Ты помнишь наше прежнее здесь ликованье?

      – Зачем Вы говорите? К чему воспоминания?

      – Все