Сочинения. Том 3. Великие революции. От Кромвеля до Путина. В. А. Мау

а в Германии – к политике классового компромисса с далеко идущими политическими и социальными последствиями[67]. Однако в момент решения этого принципиального для дальнейшей судьбы страны вопроса доля занятых в сельском хозяйстве Германии составляла почти 50 %, тогда как в Англии – лишь 27 %. Проведя это сопоставление, К. Борчард замечает: «В известном смысле Германия оказалась в плену своего положения страны догоняющего развития» (Borchard, 1973. Р. 155).

      В странах глубокой экономической отсталости складывалось еще более сложное положение, поскольку там приходилось одновременно и в короткие сроки решать целый комплекс задач – развитие крупного производства, синхронное создание связанных между собой отраслей, осуществление масштабных инфраструктурных капиталовложений. Кроме того, в этот период усиливались противоречия, характерные уже для второго кризиса, кризиса зрелого индустриального общества. Подобная ситуация существенно модифицировала предпосылки, необходимые для успешной модернизации, делала этот процесс еще более конфликтным, чем в рассмотренных выше странах.

      Во-первых, столь масштабная концентрация ресурсов оказывалась не под силу частным экономическим агентам. В этих условиях «государство, подталкиваемое своими военными интересами, берет на себя роль главной движущей силы экономического прогресса в стране» (Gerschenkron, 1962. Р. 17). Независимость предпринимателей от государства перестала быть необходимой предпосылкой успешной экономической экспансии. Наоборот, близость к государству, доступ к военным заказам гарантировали устойчивое экономическое развитие.

      Во-вторых, необходимо было найти источники и сконцентрировать средства на осуществлении догоняющей индустриализации. Реально выбор был невелик: либо выжать эти средства из традиционной экономики, в первую очередь аграрного сектора, либо получить их за счет внешних источников финансирования. На практике обычно использовалась та или иная комбинация обоих способов, однако и тот, и другой путь был глубоко конфликтным. Аграрный сектор испытывал давление двух взаимоисключающих требований: с одной стороны, успешная индустриализация предполагала динамичное развитие сельского хозяйства, с другой стороны, перекачивание ресурсов в развитие промышленности оставляло весьма ограниченные возможности для развития этого сектора, закрепляло его отсталость и неэффективность. Это резко усиливало противоречивость и социальную конфликтность процесса индустриализации[68].

      К схожим последствиям приводила и ориентация на иностранные инвестиции. Позволяя решать некоторые задачи индустриализации, этот путь ставил национальную экономику в чрезвычайную зависимость от внешних условий; подчинял ее внутреннее развитие не национальным приоритетам, а целям и интересам иностранных государств и отдельных компаний. В результате чрезвычайно усиливалась и роль внешних проблем, и роль внешних ограничителей.

67

«В 1880 году Германия встала на путь «неомеркантилизма», на путь «государственного социализма» и, принимая во внимание начавшиеся тогда же колониальные захваты, на путь «империализма» (Gerschenkron, 1962. Р. 155).

68

А. Гершенкрон совершенно справедливо отмечал принципиальную разницу в положении французского и российского крестьянина в период индустриализации: «В России отношение крестьян к экономическому развитию было гораздо более негативным, чем во Франции. Французские крестьяне страдали от определенных форм широкомасштабной эксплуатации в деревне, но они могли невозмутимо наблюдать за экономическим развитием вне аграрного сектора, даже проявляя к нему интерес. Российская же индустриализация негативно влияла на положение крестьян…» (Gerschenkron, 1968. Р. 270).