Нахал. Любовь не продается. Элли Дрим

всех девчонок, кажется, растеряна только та, рыжая, остальные разглядывают меня как диковинную зверушку и усмехаются.

      – Что, Алинка, ты, кажется, испортила Нахалу охоту!

      – Ничего, это моя “мстя”. Хотя, может, она ему всё равно даст, смотрите, какая овечка. Она вообще поняла, о чем мы тут?

      – Поняла, – отвечаю, стараясь быть спокойной.

      – И что? Понимаешь, что ты весь женский род позоришь, дура? Так сразу перед парнем стелешься?

      Я? Стелюсь? Не понимаю, зачем она так со мной.

      – Алина, уж кто бы говорил, – тихо замечает рыжая.

      – Ты, Настя, рот закрой, не отсвечивай, я сама знаю, что говорю.

      – Я ни перед кем не стелюсь. И никого не позорю. Дайте пройти.

      – Очередь тут, не видишь?

      – Мне уже не надо.

      Выскакиваю, забывая, что вообще хотела. Иду куда-то, не могу отдышаться. Что это сейчас было? Неужели они правду говорили? Я так сильно нервничаю, начинаю хромать.

      – Эй, погоди!

      Рыженькая догоняет.

      – Стой ты. Подожди. Эй! Не слушай их. Эта Алина, она сама просто хочет, чтобы Нахал на нее внимание обратил. Всем рассказывает, что они переспали, а я уверена, что врет. Он на нее вообще внимания не обращает.

      – Извини, мне неинтересно. Я вообще тут случайно. Я с ним не встречаюсь, просто…

      – Да все знают. Ты бабки ловить не стала, и тем самым его зацепила.

      Все знают? Интересно, кто все? Щеки просто полыхают, неприятно. Я два года в институте учусь, стараясь не отсвечивать, постоянно попадаю на насмешки, стараюсь сдерживаться. Да, у меня нет денег на дорогие шмотки, на телефоны, на модные сумочки. Но это не значит, что я человек второго сорта. Даже моя хромота! Разве я в этом виновата? Виноват пьяный урод, который убил моих родителей.

      Слезы по щекам катятся, а я их не замечаю.

      – Эй, ты чего? Ну, не плачь, нашла из-за чего плакать. Ты в туалет хотела? Пойдем, тут внизу еще один есть, там народу никого.

      Настя берет меня за руку, тащит куда-то, я иду покорно. Открывается дверь. Она включает воду.

      – Умой лицо, покраснела вся. И забей. Даже если он спорил на тебя… Это же хорошо, что ты всё узнала, да?

      Киваю. Наверное, хорошо.

      Просто больно, когда вот так, словно головой в дерьмо макнули.

      Захожу в кабинку, наконец, остаюсь одна. Слезы снова льются. Я ведь не хотела с ним ехать! Не нужно было открывать дверь там, в общежитии. А еще лучше было бы уйти раньше. Или вообще не идти с Сонькой, не видеть этот денежный дождь и Нахала, который уже стал моим первым. Пусть и тем, кто просто поцеловал, но ведь первым же?

      За дверью какой-то шум.

      – Где она? Что с ней?

      – Эй, женский туалет, тут для девочек!

      – Я за гендерное равенство, слышала о таком? Эй, конфета, ты тут? Всё хорошо?

      Голова немного кружится. Да, меня же сегодня еще приложили. И разбили очки. Обычные. И розовые очки тоже сейчас разбили. Те, сквозь которые я как дурочка смотрела на Нахала.

      Зачем я поехала в этот клуб?

      Чувствую, что мне становится совсем не по себе. И тошнота подкатывает.

      – Эй, Ромашка,