Житейские истории. Юмористическая проза. Рассказы. Том 1. Анатолий Долженков

не.… Был у Николая Ивановича один существенный недостаток или, правильнее сказать, дефект организма. Храпел он во сне неимоверно. Вы, конечно, возразите. Ну, что это, мол, за изъян? Нынче многие храпят, чтобы как-то заполнить звуковую паузу во время сна. Не могу с вами не согласиться – это вполне объяснимое с точки зрения медицины явление. У одних внутренний язычок под лаконичным названием «uvula» дрожит от мощной воздушной струи, засасываемой лёгкими, у других толстые щёки по той же причине вибрируют как ненормальные, а третьи вообще издают такие звуки, которые и не встретишь в живой природе. Это действительно бывает у многих. Иногда смотришь и восторгаешься – такая миленькая симпатичная девушка, нежное воздушное создание, выполненное из лепестков роз, а при случае может задать такого храпака, что только держись.

      Но те неземные звуки, которые воспроизводил Николай Иванович, были чем-то особенным. Кому выпало несчастье прослушать этот реквием сну, в один голос утверждали, что подобных шумовых эффектов ещё не удавалось издавать ни одному смертному. Его авторское исполнение всегда отличалось уникальностью композиции и разнообразием звучания. По единогласному мнению почитателей столь редкого таланта эти неповторимые колоритные звуки были отнюдь не вульгарным храпом, а какой-то космической симфонией, наводящей на мысль о звёздных войнах. Могу подтвердить, что в подобном утверждении, безусловно, не было и самой малой доли преувеличения. Николай Иванович давал в своих ночных или послеобеденных снах сольные концерты, которые были под силу только очень большому мастеру и виртуозу. И что самое поразительное, исполнение осуществлялось лишь на одном единственном музыкальном инструменте известном широким массам, как верхние дыхательные пути.

      Как правило, это творческое безобразие выглядело следующим образом. Едва Николай Иванович смыкал веки, погрузившись в нирвану, сразу же следовала небольшая увертюра или, говоря другими словами, прелюдия, предваряющая основное произведение. На этом творческом отрезке его организм издавал длинный протяжный сигнал – предвестник грядущей бессонницы для тех, кто неосторожно разделил с ним гостиничный номер или имел несчастье оказаться соседом по купе в вагоне.

      – Ау – ау – а, ау – ау – а, – начинал он нежно в колыбельном ритме. Первые аккорды ассоциировались с пением заботливой матери у постели младенца. – Ау – ау – а, – нежные заботливые звуки умиротворяли.

      Но этот приятный, всем знакомый с детства звук не отличался продолжительностью. Постепенно он креп. Звучание его становился всё настойчивее и требовательнее, напоминая мерзкие крики паршивого койота. В последующих «ау – ау – а» переросших в «яй – яй – я – я —я» уже можно было различить ноты угрозы, звучащие как последнее предупреждение. Так князья Киевской Руси объявляли о своём намерении идти войной на неприятеля.

      – Иду