Привести в исполнение. Александр Золотов

и иметь много детей.

      – Я согласен, – он смотрел на нее, будто забыл о только что данном согласии.

      – Закрывай же! – с напускным негодованием била его в грудь кулачками, а затем обвила его шею.

      – Сейчас, – шептали его губы, бороться со страстью он уже не мог.

      Зачем просить счастье, если оно здесь! Рядом! Глаза ее близко-близко, и понять, о чем она говорит, невозможно.

      – Карпо! Не надо здесь! Боюсь не получить нам тогда лилии! – Полина мягко отстранилась. – Ты закроешь, наконец, глаза?

      – Да! Чуть успокоившись, досадливо выдавил из себя Карпо.

      Минуту другую они готовились к таинству.

      – Ты закрыл глаза?

      – Да.

      – Не открывай раньше времени, а то ничего не получится.

      Крепко смежив веки, они шагнули к обрыву…

* * *

      Григорий Сабитов-владелец нескольких предприятий по забою скота. Он, потомок татарина, неведомо когда пришедшего в эти места, женился на русской девушке, принял православие и потому записан как Григорий. Долгое время он жил в нищете, пас скот, но однажды его беспросветная судьба сделала ему подарок. Умирающий в степи путник слезно просил передать деньги его семье. Тайна похоронена вместе с телом, а деньги нашли нового хозяина. Скупал скот, забивал, продавал. Нескоро к нему пришло богатство. Это теперь в его кулаке трепыхаются многие чины, а тогда не было даже надежды.

      Особенно хорошо пошло дело во время войны с Японией. Цены взлетели, что позволило построить большой кирпичный дом, завести прислугу. Теперь его называли в селе не иначе, как Григорий Сабитович. Местный староста льстиво балакает, считает за честь выпить с ним чарку «Смирновки». Самогон Григорий не пьет давно. «Смирновка» греет душу и лелеет самолюбие:

      – Все, все в моем кулаке! Попляшут они под мою дудку! Узнают силу Григория Сабитова! – торжество перло из него наружу, требовало возвеличения. – Я батрак, сын батрака, живу в хоромах! То ли еще будет!

      Татьяна, жена Сабитова, тихая богобоязненная женщина, никогда не перечившая мужу, не выдержала:

      – Гриша, окстись! Бог нас накажет за твою гордыню и твои дела.

      – Не мешай жить! Я для всех здесь хозяин! Никто не посмеет меня ослушаться! Тебе тоже не советую! Уйди с глаз моих! Долой! Долой!

      Татьяна, чтобы избежать худшего, ушла, но тут же вернулась со слезами на глазах.

      – Сына избили.

      – Как избили? Кто посмел? – взревел Сабитов.

      В комнату вошел Андрей с вспухшим носом и красным пятном под глазом, обещавшим превратиться в обширный синяк.

      Мать смоченной в воде тряпицей пыталась стереть размазанную по лицу из разбитого носа кровь. Сын вяло отмахивался, прятал глаза.

      Тщеславие местного повелителя судеб и радость власти вмиг обратились в ярость и гнев, который он направил на сына:

      – Тюха ты! Ты хоть сдачи дал?

      Наконец поток оскорблений, угроз и ругательств иссяк. Понемногу успокоившись, отец будто обессилив, крикнул:

      – Рассказывай, все