36-й. Люттоли (Луи Бриньон)

глаза попался пожилой дворник. Он шёл очень медленно, подбирая мелкий мусор и складывая его в огромный чёрный полиэтиленовый мешок.

      «Зачем ему такой большой мешок?! Хватило бы и маленького пакетика!» – пробормотал под нос Силантьев, наблюдая за дворником.

      Наблюдение за дворником неожиданно привело его к мысли об их медицинском центре; вот так и у них: построили целое здание, а по сути, хватило бы одного кабинета.

      – Николай Юрьевич! К вам гость из Москвы! Геннадий Андреевич… Тонкошкуров.

      В голосе секретаря отчётливо улавливались весёлые нотки. Видимо, забавной ей показалась фамилия высокого гостя; тот курировал работу центра исследования со стороны министерства здравоохранения.

      Вскоре появился и сам Тонкошкуров, собственной персоной. Едва войдя в дверь, он широко развёл руками:

      – Ну чего тут придумаешь?! Такой фамилией наградил Господь! С другой стороны, ведь могло быть и Толстокожев или чего похуже?!

      Силантьев не смог сдержать широкой улыбки.

      – Уже лучше. А то лоб наморщил так, словно тебе не пятьдесят пять как мне, а все девяносто.

      Они тепло поздоровались. Завязался лёгкий разговор. Говорили так, как обычно разговаривают два старых друга. Они и были старыми, добрыми друзьями, однокашниками. Судьба развела: Николай по-прежнему занимался медициной, а вот товарищ пошел по пути чиновника от медицины. Но жизнь показала, что, вроде, каждый из них оказался на своем месте. Встречались не часто, но неизменно тепло.

      – Порадовать тебя нечем, Гена! Есть мелкие движки, но серьёзных результатов нет.

      – Николай! У нас с тобой разные взгляды на экспериментальную медицину. Я считаю, что любой, даже самый незначительный, прогресс – это победа. Именно из них и складываются настоящие революции в медицине. А тебе хочется всё сделать быстро. И вообще, я здесь не для обсуждения текущих дел.

      На лице Силантьева отразилось недоумение. Тонкошкуров никогда без серьёзной причины не приезжал в гости.

      – Дома проблемы? – Силантьев с беспокойством вглядывался в лицо друга, пытаясь понять, какое исключительное событие, если не работа, привело его в институт.

      – У меня всё отлично. Семья в порядке. Раз уж зашёл разговор, хочу спросить, как там моя крестница? Как Варя?

      Силантьев невесело улыбнулся.

      – Как ушла в полицию, так там и работает следователем. Даже волосы коротко остригла и ходит теперь строго только в джинсах и кожаной куртке.

      – И в работе, и в жизни вся в покойницу мать. Пусть земля будет пухом Катеньке!

      Силантьев достал из закрытого шкафа бутылку коньяка пару рюмок, прихватил кружочки лимона и поставил всё это на стол. Они сели и молча выпили. Потом ещё по одной. Тоже молча.

      – Не расскажешь причину своего приезда? Ты ведь просто так никогда не приезжаешь?!

      Тонкошкуров несколько раз кивнул головой, подтверждая догадку.

      – Ты прав. Я здесь по делу. По очень важному делу. Минздрав придаёт ему особое значение. В общем, мы хотим, чтобы ваш центр провёл