Кирие Элейсон. Книга 3. Выживая-выживай!. Владимир Стрельцов

ее платье обнажило ее восхитительные смуглые ножки, отчего шипение в спальне вдруг прекратилось.

      – Ваше Святейшество, а вы жестоки. Еще утром я думала, что меня любят двое мужчин, двое таких славных и милых мужчин. А сейчас оказывается, что у одного из них страх перед учителем гораздо сильнее любви ко мне, а второй, обладая всей полнотой власти, ставит свои чувства ниже каких-то придуманных правил, чинов и условностей, хотя он сам, как никто иной, эти правила волен отменять и устанавливать.

      – Вы слишком юны, Мароция, и не понимаете, о чем, где и с кем говорите. Вы посчитали мое проявление страстей достаточным основанием, чтобы теперь вот так вести себя? Вы ставите меня в неловкое положение перед учениками, задавая провокационные или еретические вопросы, всем видом своим показывая, что вы знаете правильный, но только в вашем понимании правильный, ответ. Вы врываетесь в мою спальню, нисколечко не смущаясь, что может пострадать мой авторитет, да что там мой, авторитет самой Церкви!

      – А вы подумайте, что будет ждать меня, если сейчас откроется штора и сюда зайдет кто-нибудь из ваших слуг? У вас пострадает авторитет, меня же просто забьют камнями, и никакие чины и должности отца моего меня не спасут. Не большим ли я рискую, приходя к вам? И не больше ли тогда мое чувство к вам, в сравнении с вашим?

      – Да-да, дитя мое, ты немыслимо рискуешь. Но… неужели ты в самом деле… любишь… любишь меня?

      – Во всяком случае, Ваше Святейшество, у меня захватывает дух от одной только мысли, что мной владеет сам папа Римский.

      – Это не любовь, Мароция.

      – Может быть, но это страсть, за которую мне не жалко жизни. А вам?

      – Пойми же, дочь моя… И пожалей меня. Да, я грешный человек и сейчас умножаю свои грехи, общаясь с тобой, да, за все за это меня будет ждать суровое наказание Создателя нашего, но волею Господа он вознес меня на трон епископа Рима, и, оскверняя сей трон, я гублю себя и оскорбляю Церковь Его! Если бы не этот трон, не эта тиара, ничто не смогло разлучить бы нас, клянусь тебе!

      – Если бы не этот трон и не эта тиара, я никогда бы не дала себя в твои руки, – прямо и жестоко сказала пятнадцатилетняя девица.

      Сергий надолго замолчал, переживая безжалостную правду ее слов. Мароция продолжала сидеть на его постели, болтая ногами, порой поднимая их чрезмерно высоко и на секунду задерживая.

      – А Анастасия ты действительно любишь?

      – Он удивительно милый и хороший человек. Мне нравится дразнить его… как и тебя. Но с тобой игра интересней. Считай, что на Анастасии я слегка поучилась.

      – Я прошу тебя, Мароция, уходи. По крайней мере, здесь нас не должны видеть.

      – А где желает меня видеть Ваше Святейшество? Опять в запыленном саду на голой земле?

      – Почему же?.. Можно, например, после занятий… оставаться в библиотеке. Надо сказать, у вас очень плохо с письмом, Мароция.

      – О, вы даже не представляете, как плохо. Терпеть не могу эти дурацкие тростниковые перья, от них пальцы стираешь в кровь! Вам нелегко меня