Эпоха перемен: Curriculum vitae. Эпоха перемен. 1916. Эпоха перемен. 1917. Сергей Александрович Васильев

патрули и не провести лишнее время в комендатуре, поясняя происхождение своей не совсем уставной формы и содержание дембельского дипломата, не соответствующее ассортименту военторга.

      О том, что Распутин вернулся «из-за речки», можно было догадаться лишь по непривычному для весенней Москвы загару. Девственно чистый китель санинструктора с сиротливым значком об окончании медучилища, где не было даже самой расхожей медали «За боевые заслуги», никак не выдавал в нём участника боевых действий. Так бывало нередко, а в его случае – даже закономерно. Числился в санчасти, дневал и ночевал в разведке. Оказавшись между двумя ведомствами, был успешно забыт обоими.

      В этот момент награды его не заботили вовсе. В твёрдой папке среди других документов лежало направление в мединститут, конспекты, а в голове – всё, чему успела научить Наташа, и её желание видеть его студентом медвуза, превратившееся в завещание, обязательное к исполнению.

* * *

      Решение о поступлении именно в военно-медицинскую академию пришло само, случайно. Вернувшись из Афгана, Распутин почувствовал себя Робинзоном на необитаемом острове. У человека, участвовавшего в военных действиях, меняется психика. Когда совсем ещё мальчишки, обожжённые войной, посмотревшие в лицо смерти, возвращаются в мирную жизнь, они не понимают, где оказались, потому что привыкли к фронтовому братству, взаимопомощи, участию друг в друге. И вдруг остаются один на один со всеми своими проблемами и переживаниями в мире, неожиданно ставшем чужим, где их никто не понимает и не принимает. Общаться с бывшими однокашниками становилось неинтересно. Жизненный опыт, шкала ценностей и приоритетов уже не совпадали. В результате окружающее казалось непонятным и враждебным.

      Распутин не был исключением, поэтому принял решение поступать именно в военно-медицинское высшее учебное заведение. В армии всё проще и понятней, чем на гражданке, где уже начиналась кооперативно-перестроечная суета, а воззвания к строительству коммунизма перемежались с призывами обогащаться.

* * *

      На собеседование в приёмную комиссию его вызвали, когда коридоры почти опустели. Только в углу около фикуса возилась дородная мамаша со своей упитанной дочкой, и ещё два запоздалых «путника» фланировали по фойе, увлечённые беседой.

      В аудитории за сдвинутыми вместе столами сидели пять человек, трое из них – в военной форме. Председатель – крепкий, как боровичок, генерал-майор с по-мальчишески непокорными, хоть и седыми вихрами, брежневскими бровями над близоруко прищуренными глазами в ореоле разлетающихся к вискам морщинок и тяжёлым нубийским носом – задал несколько формальных вопросов про образование, место жительства и уткнулся в личное дело Распутина, полностью выпав из диалога.

      Остальные заседатели, удивлённые необычным поведением «вожака», начали, страшно косясь и изгибаясь, заглядывать в папку, лежащую перед председателем. Генерал, слюнявя пальцы и перекладывая