Игры в вечность. Екатерина Бакулина

Лару не умела так врать в глаза. Она прекрасна, легкомысленна, порою вспыльчива, да! Она живой огонь из ненависти и любви. Огонь страсти, а не лед расчета и интриг. Он прекрасно видел ее лицо, когда пришел Атт, она не понимала, она не делала этого.

      – А кто мог? – Думузи зло сощурил глаза. – Может быть ты?

      «Может и я» – едва не ляпнул Эмеш, но вовремя прикусил язык. Может и он. Вполне может. Он даже толком не помнит. Ведь тоже таскался на Унхареш. Может он сам?

      И что тогда? Илар? Навсегда? Непрошеный холодок пробежал по спине, впиваясь в кожу острыми когтями.

      – Может и я, – тихо сказал Эмеш, подцепил холодок за шкирку и отбросил прочь.

      Думузи сразу сдался, сморщился, словно от боли.

      – Нет, не ты, – так же тихо произнес он.

      Они смотрели друг другу в глаза, когда-то друзья, когда-то враги, Идим Джайарах, хозяин ветров и Саир Нимрахим, грозный повелитель морей. Могучие боги? Дети, заигравшиеся в песочнице? Вечные дети.

      Вечность ухмыльнулась, вильнула лисьим хвостом и скрылась в кустах.

      Три правила зачитал им седой лодочник Уршанаби, начиная игру: не творить демонов, не наделять людей силой, не открывать Врата. За нарушение любого из них – смерть, вполне реальная смерть, хоть тогда это казалось лишь забавным, пикантным штрихом.

      Представить, что Лару умрет – было страшно.

      Даже не то, что Лару, а то, что умрет. Смерть – это неправильно. Смерть слишком долго обходила их стороной, успев превратиться в далекую прозрачную тень. Но сейчас тень обрела плоть и грозила сожрать так уютно обустроенную, согретую солнцем реальность. Она уже облизывалась на пороге, хищно причмокивая.

      – Я не верю, что это она, – Эмеш и сам с трудом узнал свой голос, – я не позволю…

      – Не позволишь? Как?

      Думузи вдруг затрясся, едва сдерживая рвущийся из разодранной груди хохот, слезы выступили на глазах, на губах проступила кровь, искореженные легкие хрипло булькали, тело скрутило судорогой. Эмеш едва удержался, чтобы не отвести глаза, от этого зрелища становилось не по себе. А дикий ветер степей продолжал самозабвенно хохотать, стискивая зубы от боли.

      И почему-то вдруг стало отчетливо ясно – для него вечность лишь пустой звук.

      12

      Этана который час сидел молча, угрюмо глядя в костер, изредка ворошил ветки, и тогда стайки искорок с треском подскакивали, кружились в дыму, уносились далеко к звездам. Этана провожал их взглядом.

      Царь спал. Или, может быть, просто лежал неподвижно, закрыв глаза. Златокудрая так и не вылечила его, пришлось самим – пули из ноги вытащили, перевязали, Мелам напоил каким-то отваром, теперь пусть отдыхает. Назад все равно они раньше утра не пойдут, а больше делать нечего. Впрочем, дед опять куда-то пропал, у него-то дела нашлись.

      Тизкар бродил вокруг костра, пытаясь найти себе хоть какое-то дело, но ничего придумать не мог. Спать не хотелось, ничего не хотелось, только мысли всякие дурные не давали покоя.

      – Хорош бегать! – буркнул сквозь зубы Этана. – Надоело уже.

      Тизкар