Небесный Стокгольм. Олег Нестеров

я вчера в бане Ленина видел». – «Голого?» – «Ну а как еще в бане моются». – «И какой у него?» – «Да как у всех. Но как-то проще, человечней».

      – И что, нам скатываться до этого уровня? Я ничего не понимаю, – сказал Петя.

      – Мне кажется, перед нами нет задачи сделать Ленина героем анекдотов, – начал рассуждать Кира. – Это могут быть еще какие-нибудь герои революции.

      – Но настоящих-то трогать нельзя. А ненастоящие никому не нужны.

      – Пустить по ложному следу.

      – Все очень туманно, Кира.

      – И еще хорошо бы придумывать истории про одного персонажа. Серийный герой. Он потом сам на себя ситуации наводить начнет.

      В пирожковой появился Мухин, его нейлоновый чехол сразу привлек внимание студенток. Одет он был, как всегда, франтово, причем на этот раз на нем были явно заграничные вещи. А еще у него почему-то были набиты каблуки.

      Он передал Антону какой-то сверток:

      – Все как она просила.

      – Ну как ГДР?

      – Да нормально. Домики и дворики – все аккуратненькое, в магазинах все разложено.

      – Где играли?

      – В основном по воинским частям. Каждый вечер – банкет. Вишневым вареньем спирт разведешь – и вперед.

      – А в Берлине был?

      – Был. Деревня-деревней. Стоит еще полуразрушенный. Ходили там пиво пить. Немцы на нас глазели, шнапсом угощали. Про войну – ни слова. Боятся.

      – Что-нибудь привез?

      – Да струны купил первым делом, сто комплектов. Мне же на гитаре всю жизнь играть. – Он достал из футляра пакет, на нем была нарисована золотая лисичка. – Еще себе шпалеру купил.

      – Зачем тебе шпалера, Мухин? – удивился Кира.

      – Дом холодный, пусть на стене висит. Еще купил бабушке подарок, привез, а она тут умерла… Хорошая была, добрая. Помню из бани придет, сядет с подругами своими, а я им четвертинку водки из магазина несу. Очень меня любила.

      Мухин сходил за пирожками.

      – А зачем каблуки-то набил? Чечетку теперь бьешь?

      – Я и чечетку могу. Знаешь, кто у меня учителя были? Воры.

      – Ты и в тюрьме сидел? – удивился Петя.

      – Война только-только кончилась, во дворе компания появилась. Парни на рынках щипали, а девки краденое сбывали. Вечерами выпивали и пели, а я им подыгрывал. Так и выучил их песни – и воровские, и цыганские. Они между собой иногда по-цыгански говорили, хотя все русские были. В тюрьме, может, научились… Вот я с ними язык и освоил. Ну и чечетку.

      – Ну а каблуки-то зачем набил?

      – Да Капа попросила. Не нравлюсь я ей, у нее все высокие на сцене, и сама она будь здоров, а я один вот такой. Говорит мне: «Ты, Мухин, рост талантом перебил».

      Антон развернул сверток. Там оказалась очень красивая ткань.

      – А у нас с Верой, похоже, не получается с венчанием, – вдруг сказал он.

      – Вы расстаетесь? Сдурел? – удивился Мухин.

      – Да нет, просто в ЗАГСе распишемся. С этого года, оказывается, все записи из церковных книг регистрируются и отправляются по месту работы. Будут неприятности –