Ганс Кюхельгартен. Николай Гоголь

мгновенный колет тучи;

      Дождя источники горючи

      Секутся звучно и шумят. —

      Иль в час полночи, в час мечтаний

      Сидит за книгою преданий,

      И, перевертывая лист,

      Он ловит буквы в ней немые

      – Глаголят в них века седые,

      И слово дивное гремит. —

      Час углубясь в раздумьи целой,

      С нее и глаз он не сведет;

      Кто мимо Ганца ни пройдет,

      Кто ни посмотрит, скажет смело:

      Назад далеко он живет.

      Чудесной мыслью очарован,

      Под дуба сумрачную сень

      Идет он часто в летний день,

      К чему-то тайному прикован;

      Он видит тайно чью-то тень,

      И к ней он руки простирает,

      Ее в забвеньи обнимает. —

      А простодушна и одна

      Луиза-ангел, что же? где же?

      Ему всем сердцем предана,

      Не знает, бедненькая, сна;

      Ему приносит ласки те же;

      Его рученкой обовьет;

      Его невинно поцелует;

      Он на минуту растоскует

      И снова то же запоет.

      Они прекрасны, те мгновенья,

      Когда прозрачною толпой

      Далеко милые виденья

      Уносят юношу с собой.

      Но если мир души разрушен,

      Забыт счастливый уголок,

      К нему он станет равнодушен,

      И для простых людей высок,

      Они ли юношу наполнят?

      И сердце радостью ль исполнят?

      Пока в жилище суеты

      Его подслушаем украдкой,

      Доселе бывшие загадкой,

      Разнообразные мечты.

      КАРТИНА III

      Земля классических, прекрасных созиданий,

      И славных дел, и вольности земля!

      Афины, к вам, в жару чудесных трепетаний,

      Душой приковываюсь я!

      Вот от треножников до самого Пирея

      Кипит, волнуется торжественный народ;

      Где речь Эсхинова, гремя и пламенея,

      Всё своенравно вслед влечет,

      Как воды шумные прозрачного Иллиса.

      Велик сей мраморный изящный Парфенон!

      Колон дорических он рядом обнесен;

      Минерву Фидий в нем переселил резцом,

      И блещет кисть Парразия, Зевксиса.

      Под портиком божественный мудрец

      Ведет высокое о дольнем мире слово;

      Кому за доблести бессмертие готово,

      Кому позор, кому венец.

      Фонтанов стройных шум, нестройных песней клики;

      С восходом дня толпа в амфитеатр валит,

      Персидский кандис весь испещренный блестит,

      И вьются легкие туники.

      Стихи Софокловы порывисто звучат;

      Венки лавровые торжественно летят;

      С медоточивых уст любимца Эпикура

      Архонты, воины, служители Амура

      Спешат прекрасную науку изучить:

      Как жизнью жить, как наслажденье пить.

      Но вот Аспазия! Не смеет и дохнуть

      Смятенный юноша, при черных глаз сих встрече.

      Как жарки те уста! как пламенны те речи!

      И темные как ночь, те кудри как-нибудь,

      Волнуясь, падают на грудь,

      На беломраморные плечи.

      Но что при звуке чаш тимпанов