Шаг Над Бездной. Шаира Тураповна Баширова

сытнее, пусть беды останутся позади, – сказала Зухра, собирая скатерть и унося под старый тутовник, где её и отряхнула.

      Мехри опа через калитку в дувале ушла к себе домой, чтобы выйти на улицу из своего дома, хотя калитку и днём не закрывали. Но женщина прошла в дом и взяла деньги, которые лежали в ящике старого серванта, куда обычно складывали скудные заработки, но у многих и таких денег не было. Взяв два рубля, Мехри опа вышла из дома и направилась через двор к калитке.

      Махалля Сагбон была старой в Ташкенте, все соседи друг друга знали, часто, у своих ворот или калиток сидели старики или же шли в чайхану, где проводили время за пиалкой чая, повезёт и лепёшкой с сухофруктами лакомились. Ворота и калитки не запирал никто, никто чужой не смел зайти в чей-либо дом. Так было всегда, с начала века, ещё до того времени, как началась революция. Старики умирали, рождались дети и поколения менялись, но не менялись традиции и устои этих простых людей. Так привыкли жить и так жили почти все, во всяком случае, в этой махалле. Свадьбы игрались почти всей махаллёй и на похороны собирались тоже всей махаллёй.

      Мехри опа вышла на дорогу и немного подождав на остановке, села в трамвай. Базар Чорсу находился не так далеко, всего в нескольких остановках. Доехав, Мехри опа зашла на базар и прошла к мясникам, проходить к мастерам, где работал Шакир акя, женщина не стала. Ей не пристало заходить к мужу, это было не принято, мог прийти сын, но не жена и не дочь.

      – Махмуджон ( ласковое обращение с прибавлением "жон", как у русских, например, Вовочка), сынок… мой сын с войны вернулся! Живой и невредимый вернулся! Вот плов хочу ему приготовить, он же его четыре года не ел, понимаешь? Ты дай мне полкило мякоти на плов, знаешь ведь, в другое время не просила бы, – мягко попросила Мехри опа молодого продавца, который ловко разделывал куски мяса большим, острым топором, на специальном широком и высоком пне, вырезанном от ствола старого тутовника.

      – Поздравляю Вас, кеное (обращение к женщинам, так обращаются и к невесткам и снохам). Значит, Эркин вернулся? Небось, вся грудь в орденах, да? – не переставая работать руками, спросил Махмуд.

      – Да! Вся грудь в блестящих медалях, я то в них не разбираюсь, но мой сын не осрамил наших с отцом седин, – с гордостью ответила Мехри опа.

      Молодой человек, лет тридцати, был в белом яхтаге (белая рубаха с треугольным вырезом или распахнутая) в светлых, сшитых штанах и с тюбетейкой на побритой голове, наконец положил на бумагу, что лежала на весах, кусок говяжьей вырезки.

      – Здесь чуть больше, Мехри опа, но деньги я возьму за полкило. Такая радость, Ваш сын вернулся! Ешьте на здоровье, это моё уважение к Вам и к Шакир акя, – сказал Махмуд, завернув мясо и протягивая Мехри опа.

      Взяв полкило мяса с солидным перевесом, женщина положила его в сумку из искусственной кожи, с такими раньше и ходили на базар женщины.

      – Да будет доволен тобой Аллах и ты будь доволен, спасибо тебе, Махмуджон. Приходи вечером к нам, с Эркином повидаешься, приходи, – сказала Мехри опа.

      – Привет передавайте и Шакир