Поводырь. Анатолий Мусатов

почти круглый год. Мягкие зимы больше походили на лето где-нибудь в пермском краю, а уж про весну и осень нашим горячим натурам и заикаться не стоило. Вся ребятня, презирая местный климат, прекрасно обходились одним набором одежды, состоящей из рубахи и штанов, желательно попрочнее, чтобы можно было, зависнув на суку или соседском заборе не предаваться размышлениям, что устоит в противоборстве – забор или штаны! Такое отношение к утеплению собственного тела, порождало вначале массовые эпидемии простуд. Но постоянным явлением это не стало. Насквозь промокшие, в одних рубахах и штанах, завернутых до колен, шлёпая босыми ногами где-то за городом, забывая, что на дворе октябрь, они резвились с такой энергией, что пар валил от них как из паровозных котлов. В конечном итоге, закалённые ватаги юных авантюристов только выигрывали от столь тесного противоборства с природой.

      И, как всегда это бывает, голодные желудки и неутолимый, гипертрофический аппетит после многочасовых физических трудов, этот основной мотив и движитель, частенько заставлял многочисленные пацаньи оравы травить местные огороды и совхозные поля. Битвы на этом фронте между частниками и подхлёстываемой первобытным инстинктом насыщения юной плотью шли не на жизнь, а на смерть. Уж кто попался, – держись! Сеченые в кровь ягодицы несознательной молоди были цветочками в многочисленном ряду изощрённых методов борьбы с ними владельцев ограбленных огородов и совхозных сторожей. Дома тоже не жаловали этот вид деятельности, дополняя уже имевшиеся отметины свежими родительскими «увещеваниями». Но, как и все благие намерения, ничто не возымело над неукротимой жаждой самоутверждения! Изобретались доселе невиданные способы противостояния косной массе ненавистного частного сектора.

      Особенно были в чести отстрелы кур и гусей. Для этого сооружались мощные луки и стрелы, с наконечниками из медных рубашек от пуль, россыпи которых в изобилии имелись в развалинах близлежащих домов. На оперение для таких стрел шли маховые перья крупных ворон. Они постригались по-особому, а поэтому придавали стрелам прекрасные аэродинамические качества, не говоря уже о шике. Немногочисленные умельцы, поднаторевшие в изготовлении такого чуда-оружия, были в особом почёте у всей мало-мальски знакомой братвы. Добытая с риском дичь, становилась вдвойне ценнее и оттого поедалась с особыми ритуальными действами. Действа были подсмотрены из редких в то время киношек про индейцев и ковбоев, а также частью почерпнуты из зачитанных до прозрачности листов приключенческих книжонок.

      Среди достойного внимания добычи попадались вороны, голуби и прочая пернатая живность. Они, в сочетании с ободранными тушками лягушек, прошедших особый цикл обработки, считались валютой среди пацанья. Пара протухших лягушачьих тушек в придачу к зверски вонявшей трёхнедельной вороне приравнивались к одной стреле и наконечнику. Выменянная тухлятина срочно прилаживались на проволочные, обтянутые мелкой цинковой сеткой,