Больше не твои. После развода. Амина Асхадова

все.

      Кроме того, что на половине пути я вижу, как в наше кафе заходят неизвестные мужчины во всем черном.

      «Рамис любил черное», – мелькает первая мысль.

      – Извините, мы закрыты на праздник! – произносит Регина, поспешив гостям навстречу.

      Услышав строгий голос Регины, я чуть притормаживаю шаг, потому что в наше детское кафе заходит сразу несколько внушительных фигур. Я очень напрягаюсь, потому что, как минимум, черный не входил в праздничный дресс-код, установленный Селин, а как максимум – неизвестные были настроены не очень дружелюбно.

      – А мы на праздник.

      – А вы к кому? – допытывается Регина.

      К кому – я понимаю очень скоро.

      Ноги моментально подкашиваются, и от слабости я ставлю дочь на ноги и сжимаю ее руку – так сильно, что она громко ойкает от боли.

      – Мама, мне больно! – вскрикивает дочка.

      Мне тоже. Очень. В глазах стремительно темнеет, когда я вижу его.

      Ступая ровным, четким шагом к нам приближался мой самый страшный кошмар.

      Нет…

      Нет…

      Нет!

      Остановившись всего в шаге от нас, Рамис чеканит:

      – Я на день рождения. К дочери.

      Согнувшись пополам, я очень быстро подхватываю Селин на руки и резко разворачиваюсь в сторону черного выхода. Благо, я знала путь к нему как свои пять пальцев, поэтому рванула в ту сторону не глядя.

      Но Рамис, конечно же, предугадал и мое бегство…

      Он всегда знал меня чересчур хорошо.

      У черного выхода нас с Селин встречает амбал и, загородив собой выход, произносит:

      – Лучше вам вернуться, Айлин Муратовна. Я вас провожу.

      – Не трогайте меня! Убери свои руки от моей дочери! – огрызаюсь и отшатываюсь от рук бритоголового.

      – Мама! – хнычет Селин, прижимаясь лицом к моей шее.

      Я все еще посматриваю на черный выход, но понимаю, что все мои маневры безрезультатны, когда за нашими спинами возникает несколько неприветливых мужчин и возвращают обратно.

      К Рамису.

      Мы оказываемся в тупике – окончательно и бесповоротно.

      Я прижимаю плачущую дочь к себе и закрываю своей ладонью ее лицо. Не хочу, чтобы Рамис даже смотрел на нее. Не хочу.

      Отвернувшись, я пытаюсь успокоить дочь и шепотом обещаю ей и себе, что все будет хорошо, хотя сама дышу как после километровой пробежки. Сильно-сильно. До боли в легких. И Селин прекрасно чувствует мой страх…

      – Далеко собралась, Айли-ин? – протягивает почти ласково за моей спиной. – Все выходы заблокированы. Отпусти дочь.

      Как?

      За что?

      После нашего развода я не появлялась в столице. Я спряталась в глубинку и просто хотела жить счастливо.

      – Мамочка…

      Селин начинает жалобно хныкать, когда я дрожащими руками крепко прижимаю ее к себе.

      Она, конечно же, чувствовала мой страх и мою обреченность. Оказавшись в западне, я поворачиваюсь к Рамису и накрываю черноволосую голову дочери рукой –