Измаил-Бей. Михаил Лермонтов

как же горца на седле

      Не различить мне с казаками?

      Я не ошибся – он черкес!

      Но смуглый цвет почти исчез

      С его ланит; снега и вьюга

      И холод северных небес,

      Конечно, смыли краску юга,

      Но видно всё, что он черкес!

      Густые брови, взгляд орлиный,

      Ресницы длинны и черны,

      Движенья быстры и вольны;

      Отвергнул он обряд чужбины,

      Не сбрил бородки и усов,

      И блещет белый ряд зубов,

      Как брызги пены у брегов;

      Он, сколько мог, привычек, правил

      Своей отчизны не оставил…

      Но горе, горе, если он,

      Храня людей суровых мненья,

      Развратом, ядом просвещенья

      В Европе душной заражен!

      Старик для чувств и наслажденья,

      Без седины между волос,

      Зачем в страну, где всё так живо,

      Так неспокойно, так игриво,

      Он сердце мертвое принес?..

      13

      Как наши юноши, он молод,

      И хладен блеск его очей.

      Поверхность темную морей

      Так покрывает ранний холод

      Корой ледяною своей

      До первой бури. – Чувства, страсти,

      В очах навеки догорев,

      Таятся, как в пещере лев,

      Глубоко в сердце; но их власти

      Оно никак не избежит.

      Пусть будет это сердце камень —

      Их пробужденный адский пламень

      И камень углем раскалит!

      14

      И всё прошедшее явилось

      Как тень умершего ему;

      Всё с этих пор переменилось,

      Бог весть, и как и почему!

      Он в поле выехал пустое,

      Вдруг слышит выстрел – что такое?

      Как будто на-смех, звук один,

      Жилец ущелий и стремнин,

      Трикраты отзыв повторяет.

      Кинжал свой путник вынимает,

      И вот, с винтовкой без штыка

      В кустах он видит казака;

      Пред ним фазан окровавленный,

      Росою с листьев окропленный,

      Блистая радужным хвостом,

      Лежал в траве пробит свинцом.

      И ближе путник подъезжает

      И чистым русским языком:

      «Казак, скажи мне, – вопрошает, —

      Давно ли пусто здесь кругом?»

      – «С тех пор, как русских устрашился

      Неустрашимый твой народ!

      В чужих горах от нас он скрылся.

      Тому сегодня пятый год».

      15

      Казак умолк, но что с тобою,

      Черкес? зачем твоя рука

      Подъята с шашкой роковою?

      Прости улыбку казака!

      Увы! свершилось наказанье…

      В крови, без чувства, без дыханья,

      Лежит насмешливый казак.

      Черкес глядит на лик холодный,

      В нем пробудился дух природный —

      Он пощадить не мог никак,

      Он удержать не мог удара.

      Как в тучах зарево пожара,

      Как лавы Этны по полям,

      Больной румянец по щекам

      Его разлился; и блистали

      Как лезвеё кровавой стали

      Глаза его – и в этот миг

      Душа и ад – всё было в них.

      Оборотясь,